"Елизавета Абаринова-Кожухова. Поэтический побег " - читать интересную книгу автора

АРИНА РОДИОНОВНА (смущенно). Ну, где уж мне...
ПУШКИН. Да не слушай ты его, няня!
ВУЛЬФ (невозмутимо). Я предлагаю Александру Сергеевичу сделать выбор:
оставаться здесь и тем самым окончательно загубить свой неповторимый талант,
или уехать туда, где ничто не помешает его творчеству, где никакие душители
свободы не свяжут крылья его необузданному Пегасу!
ПУШКИН. Ну, ты уж завернул.
АРИНА РОДИОНОВНА. Конечно поезжай, голубчик, хоть развеешься чуток!
ПУШКИН. А может, и вправду...
ВУЛЬФ (поспешно). Нет-нет, Александр Сергеевич, я на тебя давить не
имею никакого права. Как решишь, так и поступай. А надумаешь, так дай мне
знать. До двенадцатого времени еще достаточно.
ПУШКИН. Нет, я поступлю иначе. Я напишу письмо к Государю, все объясню,
он поймет и разрешит мне уехать законным путем!
ВУЛЬФ. Как же, надежды юношей питают.
ПУШКИН. И за что он так невзлюбил меня? Не может быть, что за те
несколько стишков, за "Деревню" и "Вольность". Это было бы слишком мелко для
главы огромного государства, для победителя Наполеона.
ВУЛЬФ. Я тут слышал как-то, что будто бы Государь не может тебе
простить нежных чувств к Ее Величеству Елизавете Алексеевне...
АРИНА РОДИОНОВНА (испуганно крестясь). Эк куда загнул, батюшка!
ПУШКИН. Да пустое это все. Если бы я и испытывал к Ее Величеству
какие-то чувства, то уж, поверьте, держал бы их при себе. Тут что-то другое.
Не иначе кто-то нашептывает Государю на меня всякие небылицы.
ВУЛЬФ. Ну конечно же! У настоящего гения всегда полно завистников.
ПУШКИН. Нет-нет, собратья по искусству не способны на такую низость! А
ну как по политической части?
ВУЛЬФ (радостно). А я о чем тебе толкую? И первый среди них граф
Аракчеев!
ПУШКИН (с сомнением). Ну, у него и без меня дел по горло.
ВУЛЬФ. Ему до всего дело! И до вашего брата литератора. Помнишь, у
Рылеева, "К временщику"? "Надменный временщик...", как там дальше?
ПУШКИН. Надменный временщик, и подлый и коварный, Монарха хитрый льстец
и друг неблагодарный, Неистовый тиран родной страны своей...
ВУЛЬФ (перебивает). Наивный Рылеев назвал сей милый пасквиль
подражанием Персию, сатирой к Рубеллию, или как их там, дурак цензор
пропустил, а Аракчеев-то все понял!
АРИНА РОДИОНОВНА (испуганно). Тише, тише, неровен час кто услышит!
ВУЛЬФ. Не волнуйся, им там все известно, и о твоем приятельстве с
Рылеевым, разумеется, тоже. Для них любое вольное слово - будто ладан для
черта.
ПУШКИН (с легким подозрением). Что-то тебя, друг мой, Алексей Николаич,
на такие материи вдруг потянуло? Со своего ли голоса поешь?
ВУЛЬФ (уже никого не слушая и ничего не слыша). Загнал наш
многострадальный народ в военные поселения, по существу - в казармы и
подавляет любое, самое малое проявление вольной, свежей мысли! Вот возьмем
хотя бы волнения в Семеновском полку...
АРИНА РОДИОНОВНА. Да тише ты, непутевый! Никак господин урядник
узнает...
ВУЛЬФ. А я имею доподлинные сведения, как там все было на самом деле.