"Елизавета Абаринова-Кожухова. Шекспир в Москве" - читать интересную книгу автора

самом высоком уровне. На прошлой неделе представление посетил московский
градоначальник (по-нашему - лорд-мэр) боярин Полянкин, известный в здешних
кругах своею эксцентричностью и любовью к изящным искусствам. От все души
навеселившись на спектакле "Pичард III", он пригласил всю нашу труппу
принять участие в традиционной российской забаве - катании по Москва-реке
на санях, запряженных медведями. Oткушав отменной царской медовухи ("ROYAL
MEDOWUHA"), боярин затянул грустную песню:

Широка Московия родная,
Много в ней медведей и волков...

Увязавшаяся за санями стая голодных волков дружно подхватила песню. Это
было незабываемое впечатление - белый саван снегов и заунывный вой волков и
градоначальника.
A на следующий день я общался с московской творческой интеллигенцией.
Местные актеры, коих здесь именуют скоморохами, первым делом
поинтересовались, сколько их собратья зарабатывают в Британии. Cкоморохи
Пенкин и Моисеев сильно жаловались на нужду, испытываемую ввиду скаредности
властей и местных нуворишей, именуемых здесь "новыми московитами". Весь
вечер отплясав в бабьем платье перед московскими скупердяями, скомороху
Моисееву хватает лишь на то, чтобы один раз постоловаться в харчевне "У
Мак-Aревича".
Записная диссидентка боярыня Валерия посетовала нам на притеснения
прогрессивной интеллигенции стрельцами и опричниками, которые плугами
сравняли выставку нетрадиционных иконописцев на Xодынском поле.

Испив по очередной чарке, мои собеседники закpучинились над любимыми
своими вопросами: "Кто виноват?" и "Что делать?". Я же закручинился над
полной чаркой: "Быть или не быть, вот в чем вопрос".
Выйдя на улицу, я увидел, что по ней шествует презабавнейший скоморох в
шляпе с бубенцами и в красном балахоне. При этом он выкрикивал: "Давайте
омочим лапти в Индийском море-окияне, однозначно!". Я нашел это очень
смешным и стал хохотать, но мне объяснили, что это вовсе не скоморох, а
депутат боярской думы князь Владимир. И тогда мне с грустью подумалось, что
и боярская дума, и наш английский парламент, и вся наша жизнь суть есть
театр, и все мы в нем скоморохи.
Наутро, проснувшись с таким самочувствием, будто у меня всю ночь на
голове медведи отплясывали "Kazachok", и хлебнув чарку огуречного рассола,
я сел писать тебе письмо, дорогой Эдмунд, в надежде, что в следующий приезд
нашего театра в Московию ты составишь нам достойную компанию.

УИЛЬЯМ ШEКCПИP, эсквайр.
Москва, 7 ноября 1602 года.



(Литературная обработка и публикация Елизаветы Абариновой-Кожуховой)