"Александр Бушков. Пиранья: первый бросок (Пиранья #0)" - читать интересную книгу автора

из стеллажей, что-то там поправляя-перекладывая.
Конечно, матросик был не матросик, а Лавриков подчиненный в лейтенантском
звании. Мнимая каптерка служила этаким тамбуром для входа в самое
засекреченное местечко "Сириуса", изолированный отсек, откуда незаметно
для всего окружающего мира можно было выпускать в море аквалангистов, а
потом принимать оных на борт. Большая часть команды и настоящих ученых
(были на борту "Сириуса" и такие), конечно же, прекрасно знала, что к
чему, знала, что в носовой части корабля есть помещеньица, о которых
следует помалкивать даже наедине с собой перед зеркалом, - но, во-первых,
весь этот народец был намертво опутан всевозможными подписками и проверен
па сто кругов, а во-вторых, деталей, разумеется, не знал. Что там делают
загадочные молодые люди самого штатского облика - лучше не вникать, а то в
два счета станешь невыездным со всеми вытекающими последствиями. В
каптерку посторонним вход воспрещен (о чем снаружи гласит соответствующая
табличка на двери), да если и попадет туда посторонний, долгонько ему
придется искать замаскированную дверь, не говоря уж о том, что без знания
шифра замок ни за что не откроешь...
Чтобы попасть на ют1, пред светлы очи Дракона, пришлось пройти через
шлюпочную палубу, где их ждала не особенно приятная встреча. Товарищ
Панкратов, замполит (официально, само собой, числившийся третьим
помощником капитана), как раз там и пребывал, восседал в напряженной позе
на раскладном стульчике, старательно позируя седовласому художнику,
прихваченному в рейс из Ленинграда. Художник был не то что-бы светило, но
все же достаточно известный, маститый и отмеченный званиями-наградами. Что
весьма немаловажно, маэстро был одним из немногих, кто вообще не
подозревал об истинном лице "Сириуса" и половины его обитателей, витал
себе в эмпиреях, откуда его, понятно, никто не торопился спускать. Очень
уж идеально он придавал экспедиции должную респектабельность...
Так они и сидели - маэстро упоенно возюкал кистью, замполит застыл в
оцепенело-монументальной позе. Почему выбор мастера кисти пал на него,
понять нетрудно: Панкратов, надо отдать ему должное, был чрезвычайно
плакатен и фотогеничен, с красивой проседью на висках и физиономией
старого полярного волка. Увы, никто не удосужился (да и права такого не
имел) растолковать художнику, что сей благообразный субъект всю свою
сознательную жизнь протирал форменные брюки в политотделах военно-морского
флота аж с сорок четвертого года, когда оказался в рядах, и все его
награды (планки носил постоянно, а как же), вроде бы свидетельствовавшие о
славном боевом пути участника Великой Отечественной, отхвачены
исключительно на берегу, а в море он выходил, по точным данным Лаврика,
три раза в жизни, включая нынешний рейс...
Они вереницей прошли мимо, стараясь не встречаться с замполитом взглядами,
- а тот, наоборот, взирал на них прямо-таки с отеческой добротою и
заботой, от чего еще сильнее хотелось смазать ему по сытой физиономии. К
сожалению, мечта была насквозь несбыточная, Мазур это отчетливо понимал,
как-никак не первоклассник уже...
Дракон ждал их в кают-компании, пробурчал что-то, указывая на стулья, и,
пока они неспешно рассаживались, без всякого нетерпения наблюдал за ними,
сохраняя на широкой обветренной физиономии настоящего, неподдельного
морского волка крайне удачную имитацию полнейшего равнодушия. Словно
созвал поболтать о пустяках. Хреновые были симптомчики, товарищи