"Александр Бушков. Красный Монарх " - читать интересную книгу автора Крестьянин-единоличник здесь совершенно ни при чем. Все зерно,
уходившее на экспорт, было произведено либо в хозяйствах южнорусских помещиков, либо на казачьих землях, где опять-таки экспортный хлеб давали не одиночки, а крупные хозяйства. То, что на Западе именуется "латифундиями". Вывозимое зерно было собрано не мнимым "фермером", а с помощью многочисленной наемной рабочей силы и передовой, по тому времени, сельскохозяйственной техники. Да и не было в России никаких "фермеров". "Ферма" - это отдельно расположенное крестьянское хозяйство, русский аналог -"хутор". В России, как и во многих других странах, были деревни -места компактного проживания крестьян, окруженные полями. "Ферма" и "деревня" - совершенно разные понятия... Крестьяне-единоличники никакого зерна в Европу не вывозили и вывозить не могли - по той простой причине, что из-за малого количества земли и почти первобытного уровня ее обработки не способны были производить излишки. Кто-то из царских министров (нет смысла уточнять фамилию этого скота) патетически воскликнул: "Недоедим, но вывезем!". Сам-то он как раз и хрустел французской булкой - это другие недоедали. Русская деревня до революции хронически голодала. Здесь не стоит перечислять длиннейший ряд цифр - неурожайные годы. Скажу лишь, что голод был явлением частным и повсеместным. Есть хороший источник - написанные в эмиграции мемуары А. Н. Наумова, бывшего в 1915-1916 гг. министром земледелия. Он участвовал в борьбе с "самарским голодом" еще в конце прошлого века, когда "небывалые недороды 1897-1989 гг. повлекли за собой почти повсеместное недоедание, а в ряде районов настоящий голод с его последствиями - цингой и тифом". "Что же мне одной, то в другой губернии, как до войны, так и во время войны". Схожие воспоминания оставил видный сановник Ламздорф: "От просящих хлеба нет прохода. Окружают всюду толпой. Картина душераздирающая. На почве голода тиф и цинга". Мало того, министр иностранных дел Гире "...в ужасе от того, как относятся к бедствию государь и интимный круг императорской семьи". Царь попросту не верит, что в стране голод! За завтраком, в тесном кругу, "он говорит о голоде почти со смехом". Находит, что раздаваемые пособия только деморализуют народ, вышучивает тех, кто уезжает в губернии, чтобы наладить помощь. Такое отношение к бедствию "разделяется, по-видимому, всей семьей". Когда общественность сама пыталась организовать хоть какую-то помощь, этому мешали те же сановники. Полковник А. А. фон Вендрих, инспектор министерства путей сообщения и фаворит царя, посланный особоуполномоченным в пострадавшие от голода районы, дезорганизовал грузовое движение из центральных магистралях, загнал в тупик одиннадцать тысяч вагонов с зерном, шесть с половиной миллионов пудов подмокли и стали гнить. Доложили царю. Николай раздраженно отмахнулся: "Не говорите о нем вздора, это достойный офицер. Всяких побирающихся будет много, а таких верных людей, как Вендрих, раз-два и обчелся". Вендрих по тупости своей просто сгноил отправленный голодающим хлеб. Были примеры и похуже. Алабин, председатель самарской губернской земской управы, получив крупные взятки от хлеботорговцев, отправил голодающим гнилую муку, а в некоторые районы - зерно с примесью ядовитых семян куколя и других сорняков. Начались эпидемии, люди гибли от пищевых отравлений. Алабина |
|
|