"Дмитрий Бушуев. На кого похож Арлекин " - читать интересную книгу автора

ночной няней в яслях или кассиршей в бане... Может быть, именно из чувства
жалости я первым сделал шаг к взаимопониманию, пригласив Алису к себе в
гости. Но улыбочка у меня вышла тошнотворной и кривой, когда я сбивчиво
лепетал: "...Наши отношения мне видятся искренними и... хм... Вы мой
куратор, в некотором роде, конечно... Почему бы нам не поговорить как-нибудь
за чашкой чая... Ваш опыт... Завтра, после уроков, к примеру... Домой я вас
провожу..." Я почему-то чувствовал себя мальчиком, спрятавшим дневник от
родителей, а Алиса так сжимала классный журнал, что кончики ее пальцев
побелели. Денис, я заботился не только о себе - я предчувствовал нашу любовь
и знал, что моя мимикрия с Алисой нужна какому-то далекому человечку,
прыгнувшему на роликовой доске в мою жизнь.
В ту пятницу я волновался как молодой актер перед премьерой, вернее,
как провинциальный актеришка. Я раскрыл окно в классе и устроил сквозняк -
ветер разметал листы с моего стола по всему кабинету, и черт так подгадал,
что в этот момент в класс вошла Алиса - счет в ее пользу увеличился еще на
пол-очка. Я безнадежно проигрывал эмоционально пред сушеной старой воблой.
Все свои надежды я возлагал только за завтрашний спектакль. В тот день я не
задержался в школе, как делал это обычно, чтобы поболтать с кем-нибудь из
учеников после уроков, "по душам", но особенно не морализируя. Я выскочил из
школы как ошпаренный, на ходу надевая шлем и застегивая летную куртку. Мой
мотоцикл дрожал от волнения, и я прыгал на своей краснопузой саранчихе "Яве"
по вечернему городу в поисках главного персонажа завтрашней премьеры! Мне
была нужна рыжая Гелка для исполнения роли будущей спутницы моей жизни.
С Гелкой я познакомился на одном студенческом поэтическом вечере,
перешедшем в бездарную пьянку с ординарной дракой и стриптизом. Тогда, в
винном настроении, я впервые признался моим однокурсникам, что я голубой
(тогда такие признания еще не вошли в моду). Гелка завизжала от восторга и,
помнится, прокомментировала: "Вот настоящий поэт, еще Мандельштам говорил,
что лирический поэт - существо двуполое". Против Мандельштама выступить
никто не решился. Потом Гелка перевелась на наш факультет из ленинградского
университета, и мы как-то особенно подружились - доказательством этого
служил тот факт, что рыжая доверяла мне читать свою тетрадь со стихами, а
это было ее роковой тайной. Надо сказать, это осложняло нашу дружбу, потому
что Гелка считала себя гениальной поэтессой, но стихи ее были слабыми и
надуманными.
В нашем вечернем городе было совсем не трудно вычислить мою анонимную
алкоголичку. Средой ее погружения был полубогемный провинциальный
микроэтнос - дома она в такое время не сидит, а, наверное, уже гноит угол в
артистической кафешке "Коломбина", где любят собираться непризнанные гении,
романтические пьяницы, наркоманы и живописцы. Шел проливной дождь, и я
завалился в этот хрупкий иллюзорный мирок в скрипящей коже и с мокрым шлемом
в руках. От меня разило крепким табаком и бензином. Так и есть: сидит моя
кошечка у камина, зализывает сердечные ранки и греет свою шкурку,
потягивая - судя по цвету - коньячок или виски, разбавленные холеным
жуликом-барменом. Рядом с ней обтирался прыщавый юноша с бульдожьим лицом,
обращенным в розовые поэтические дали. Но, видимо, в этих далях ему ни одна
звездочка не мерцала, и он набивал очередной джойнт алтайской травкой.
Шелковый волнующий дымок плыл над асбестовыми абажурами, привлекая
космических призраков, спектральных двойников и вампиров. Тени усопших
плавали между столиками и колдовали над узкими бокалами, призраки детей