"Михаил Бутов. Известь" - читать интересную книгу автора

Михаил Бутов

Известь


П орой эта война заставляла штабс-капитана Лампе вспоминать цветные
картонные вкладки в шоколад: "Кругосветное путешествие Ани и Вани".

Будто бы треть мира только и ждала срока, чтобы ринуться
перемеши-ваться, убивать и гибнуть в хаосе русской смуты. Корейцы у
большевиков, таинственно-жестокие, кромсающие после боя ножами лица убитым
врагам; здесь - китайский отряд, почти механические солдаты, способные
равнодушно умирать в назначенном месте. Еще - неведомо где набранные
Корниловым разноцветные персы, еще - текинцы личной охраны генерала;
командование соседней ротой принимал недавно знакомый Лампе еще по
австрийскому фронту штабс-капитан Чичуа - грузинский князь. Чехи, румыны,
казаки любых мастей - с ноября семнадцатого при неизменном заднике стылой,
заснеженной степи все они прошли перед Лампе словно страницы
этнографического труда.
Но нукеры, с которыми пришлось столкнуться сегодня, даже привычного
Лампе заставили испытать удивление, граничащее с ужасом. Когда все
закончилось, он вернулся, чтобы рассмотреть трупы. Низкорослые, с
обмотанными цветным тряпьем бритыми головами и грубо кованными, загнутыми на
концах саблями. Огнестрельного оружия не было. Лампе сказал про себя:
хазары!
Он думал: никто из нас не знает главного - чем притягивают большевики
на свою сторону подобных этим. Что сумели их главари (представлявшиеся ему
некими смутными полутенями-полусилуэтами) передать по долгой цепи вниз,
чтобы поднять и отправить под пули за свою власть и свои идеи тех, кому не
могло быть дела ни до этих идей, ни до перипетий слишком далекой власти?
Ведь не совместишь такую первобытность с миром общественных утопий и
политической борьбы. Что это - солидарность дикости? Или притяжение
обожествленного насилия? Не исключено, впрочем, что попросту платят золотом.
Один из них, безнадежно раненный в живот, согнулся на красном снегу и
скалил зубы в сторону штабс-капитана. От злобы или от боли - на этом ли-це
не понять. Лампе подумал: не выстрелить ли? - но не решился, ибо неизвестно
было отношение этого дикаря к смерти, и оттого вышло бы действие,
по-бесовски лишенное сущности: ни жестокость, ни избавление.
В станицу, уже занятую юнкерами, входили группами, без строя. На углу,
у церковки, человек двадцать пленных испуганно жались к стене. Голос
подпоручика Закревского взлетел и сорвался, не осилив фразы:
- Смотрите, господа! Тулупы... Их мать!
- Пан! Пан! - лепетали пленные. - Не стрелял! Работать!
Сопровождавший их молоденький юнкер пытался объяснять:
- Это австрийцы. Еще с Юго-Западного. Работали здесь.
- Какого черта! Тулупы и валенки! Полроты можно одеть!
Австрийцев окружили. Оттеснив юнкера, Закревский сдернул с плеча
винтовку.
- Господа, помогите мне! У кого негодная обувь...
Еще несколько винтовок опустилось вниз.