"Михаил Бутов. Мобильник" - читать интересную книгу автора

смерти Пудис не боялся уже ровным счетом ничего. Судя по всему, научиться
этому от него я так и не сумел - если таким вещам вообще можно учиться. А
хотел бы.
- Яркая черта ада, - говорил Пудис, начитавшись книжек, - он всегда
впереди.
Я даже не помню, кто и когда меня с ним познакомил. Какая-нибудь
компания, гости, клуб, вечеринка. Его странное прозвище, вроде бы намекающее
на что-то рыхлое (по созвучию с пудингом, что ли? или с пупсом?), плохо
вязалось с его крепко сбитой фигурой и вполне боксерской физиономией и не
могло происходить от фамилии. Оно приросло к нему намертво. Ни я и ни кто
другой из наших общих друзей, по-моему, вообще никогда не называл его
настоящим именем.
Не то чтобы я как-то остро ощущал разницу в возрасте между нами. Скорее
наоборот - совсем не ощущал, и это удивительно, потому что Пудис всюду
оставался самим собой и не пытался подлаживаться под чью-либо манеру общения
и чужие ритуалы. Но я всегда чувствовал, что какой-то своей частью Пудис
все-таки - человек из другого времени. Он успел пожить и покуролесить здесь,
когда страна управлялась не теми правилами, которые знал я, и даже выглядела
иначе. И это оставило на нем отпечаток.
Но подружились мы сразу, легко. Возможно, потому, что быстро обнаружили
общее увлечение: старую музыку - шестидесятых, семидесятых годов. Мне оно
досталось в наследство от папаши, Пудису - от давних (и старших) хипповых
друзей из Самары. Кое с кем из них он меня знакомил. Почти уже пожилые
дядьки, умные, интересные, с горящими глазами обсуждали новый альбом "Кинг
Кримсон". Такие мимо жизни не пролетают. Многие добились успеха, но так и не
подстриглись, убирали под резинку длинные седые волосы. Ценили свою
легендарную молодость и не желали открещиваться от нее. Пудис совершенно не
был привязан к вещам, слушал видавший виды плеер - правда, через большие,
полновесные наушники, - но вроде как коллекционировал старые, настоящие
виниловые диски. Отдавал предпочтение германскому року. Стоили они довольно
дорого. Пудис складывал их в стопку на подоконнике. Иногда хвастался
ценностями в замысловатых конвертах, сделанных из неожиданных материалов
вроде рентгеновской пленки, к которым еще могло быть лихими психоделическими
дизайнерами тех времен что-нибудь снаружи прицеплено, приклеено.
Проигрывателя для них у него не было.
Я тогда два года как закончил свой экономико-статистический институт.
Уже на четвертом курсе я поступил в фирму, но после диплома ушел оттуда. Я
понимал, что где-нибудь впереди меня ждет приблизительно то же, что и
всякого: семья, дети - и тогда уже серьезные обязательства и
последовательная карьера. Но пока что я не хотел продавать себя с потрохами.
Я уже разобрался, что настоящий яппи, к двадцати пяти годам зарабатывающий
свой первый миллион, из меня, по множеству причин, не получится: хватка не
та, самолюбие, мягковат, нет настоящей страсти к большим деньгам. Но и
богемное полунищее существование меня совершенно не привлекало. Я хотел
просто достаточно денег, чтобы обеспечивать себе жизнь приятную и удобную.
Добиться этого в таком большом городе, как Москва, пока ты один и заботишься
только о себе, не так уж трудно. Я работал по несколько месяцев, по полгода
на местах, связанных с финансовой математикой, иногда совмещал две, однажды
даже три работы и получал достаточно, чтобы позволить себе снять не самое
занюханное жилье в не самом пролетарском районе, содержать не самый старый