"Михаил Бутов. В карьере" - читать интересную книгу автора

удается отмахнуться с юношеской беспечностью, будет и впредь тянуться где-то
помимо тебя, а ты вроде как с поезда обреченного сошел, чтобы жить настоящую
жизнь, осмысленную в каждом мгновении. Не то что веришь, а попросту твердо
знаешь: такая перемена положена тебе, назначена, принадлежит по праву - и не
станешь слушать того, кто попробует в этом усомниться. Настороженность,
напряженность своего ожидания принимаешь за собственную человеческую
цельность - это лучшая из иллюзий, ее не то что не вернуть, к ней никогда
больше даже не приблизиться. А ум твой между тем и правда меняется - да так,
как ты и не мечтал. Однажды смотришь по сторонам, смотришь на себя - и
понимаешь: а выверта ведь не будет. Не будет ничего. Ерундовый наборчик:
два-три серьезных поступка, важных события, десяток анекдотических ситуаций,
несколько ярких впечатлений, плюс любви с горчичное зерно, плюс нелюбви
целое юрское море, и даже беда, и даже невыдуманные опасности представлялись
всего лишь прологом к чему-то грядущему значительному, а оказались полной
судьбой, и прирастать ей дальше как-то уже нечем, кроме повторений да
неизбежного горя. Как тесную арестантскую одежду, учишься чувствовать свои
пределы, за которые не пройти и выше - не подняться. Только они не одежда,
их не сменить. И полетели отсюда, если сразу не залез в петлю, отсчитываться
ослиные годы загнанности и отчаяния: трик-трак - пятая часть жизни, а там и
треть не за горами, а там и половина - вторая половина, последняя. И никаких
тебе упований: с места что-нибудь сдвинуть - нет пространства свободного,
искать выход - некуда выходить. Но что-то творится вообще без твоего
участия. Подспудно, незаметно, вокруг ядра, которое так сразу и не
определишь, не предскажешь (себе бы отец предсказал: работа - из своего
воспитания, детских положительных примеров, взрослых предпочтений и
стремлений; а получилось - ребенок), собирается новый, незнакомый, едва не
чужой человек. И вдруг, к немалому твоему удивлению, выходит на свет
совершенно готовым, с другой свободой, насквозь проросший новыми
привязанностями, с тревожным ощущением своей и всеобщей хрупкости - все, что
дорого, суждено потерять - и неожиданным ощущением своей ценности как
участника в мимолетном и хрупком целом...
- Пойдем, - сказал мальчик. - Давай пойдем уже.
- Хорошо, хорошо...
Вода в карьере, насыщенная вымытыми из земли фосфатами, ближе к берегам
стояла ярко-оранжевая, в центре - яблочно-зеленая, цвета хризопраза. Вблизи
вода была похожа на разведенную краску.
- Если я верно помню разрез, - сказал отец, - сейчас слой с аммонитами
приблизительно на глубине двух метров. Заставишь меня туда нырять?
- Не-ет, - испугался мальчик. - Ты что?!
- Ну и правильно, - сказал отец. - Вода, во-первых, ядовитая,
во-вторых, там все равно ничего не видно. Поищем другие пути.
Нового ничего не открывалось им, пока они держались берега, но едва
повернули к полю, к машине - сразу же наткнулись на круглую яму - широкую,
словно кратер, довольно глубокую и, главное, сухую. Отец спустился на дно,
повыдергивал высохшие травяные стебельки, попинал носком кроссовки глину.
Выбрался на поверхность, прикинул расстояние до затопленного карьера и опять
спрыгнул вниз.
- Можно попытаться, - сказал он. Повторил громче, потому что мальчик
отступил на несколько шагов: мальчику нравится, как с удаления голова отца
смешно торчит над травой. - Можно попробовать! Но понадобятся лопаты. Глина