"Дмитрий Быков. На пустом месте (эссе) " - читать интересную книгу автора

пожара в судебном архиве сошел с ума. Он сидит на полу в психлечебнице и
вырезает из бумаги (с которой провозился всю жизнь) огромных бабочек. Это
Никулин придумал хорошо, страшно. Дальше сюжет попал к Свирскому, автору
нравоучительных, очень революционных повестей из еврейской жизни; в речи
героев появляются характерные местечковые интонации: "Уж так, гражданка,
всегда случается, что до пожара не бывает пожара". Свирский же ввел в роман
непременного героя прозы тех лет - бандита; тут же и так называемая шалава,
она же маруха, то есть простая, честная в общем-то девушка, пошедшая не по
тому пути. Зовут ее Ленка-Вздох ("стриженая девица с папиросой в ярко
накрашенных губах").
Интересно, что если Никулин попытался придать действию
мистико-эротический колорит (сказалось богемное прошлое), то Свирский честно
строит детективную интригу в духе социального реализма. Четвертым
подключился ныне совершенно забытый Сергей Буданцев, беллетрист, сатирик и
большой путаник. Он принес с собою колоритного, жирно написанного
сумасшедшего нэпмана, одержимого навязчивыми идеями; в этой главе, однако,
действие капитально пробуксовывает, все время отдаляясь от строгого,
изящного замысла. Пятым за дело взялся молодой, но уже знаменитый Леонов,
как раз готовивший к изданию первую редакцию "Вора": он тогда, что
называется, ходил под Достоевским, сильно интересовался душевными
патологиями и подпольными типами, а потому перенес действие в сумасшедший
дом, где отыскал множество привлекательных для себя типов. Чего стоит один
"служитель, сплошь заросший волосом от постоянного соприкосновения с
сумасшедшими".
В шестом номере (на обложке красуется плакат "Не целуйтесь! Через
поцелуи передается самая распространенная болезнь этого года - грипп!")
подключился Юрий Либединский: он был более газетчик, нежели собственно
писатель, и сосредоточился на быте провинциальной газеты. Глава его написана
в добротном советском духе, а потому вышла длиннее и скучнее прочих. Правда,
присутствуют в ней элементы постмодернизма, которого тогда никто еще не
нюхал: ссылки на толстовскую "Аэлиту", на кольцовские фельетоны...
Либединский ввел в роман главных положительных героев - естественно,
пролетариев: они-то и призваны разоблачить поджигателей. Молодые рабочие под
руководством старого, еще более положительного и, естественно, морщинистого,
начинают собственное расследование. Хороша, однако, реплика одного из них,
заблуждающегося (по оценке опытного рабочего Клима, "золото с дерьмом"):
"Скучно очень, дядя Клим! Сегодня культ, завтра физ, потом полит, потом
просвет, очень скучно живем, Клементий Федорович!" Поистине, товарищ,
золотые ваши слова.
Седьмую главу поручили пролетарскому писателю Никифорову, от которого
тоже мало что сегодня осталось. "Я по большому делу",- сообщает Ленке.-
Вздох малосознательный рабочий Варнавин, ища через нее встречи с известным
вором Петькой Козырем. Да уж ясно, что не по малому! Он вместе с Козырем
тоже задумал найти поджигателей, но в результате сам же за поджигателя и был
принят. Глава Никифорова написана невыносимым раннесоветским языком, в
котором намешано всего помаленьку: плавают какие-то огрызки бессистемно
прочитанной в детстве бульварной литературы, бушует молодой экспрессионизм,
речь персонажей стилизована до полной лубочности и состоит из каких-то
беспрерывных эханий и гмыханий...
Дальше подключился интеллигентный Лидин; вообще можно проследить