"Владислав Былинский. Крылатые ведьмы" - читать интересную книгу автора

солнце) - только при первых взлетах по-настоящему доступны небеса. Поздно
выискивать летунью, с которой - в связке навек: сразу надо было, пока воздух
держал и света глазам хватало. Никто не может извиниться перед Вседержителем
и с легкой душой повернуть вспять, к исходному раскладу. Его вначале
заставят расплатиться за бездарно проигранную партию.
Ну и что? В моей курочке есть свое неброское обаяние. Назовем ее, для
нейтральности, чайкой. Чайка по имени... но что-то не туда меня заносит. До
чего крикливый народ чайки эти! Не могу видеть их воспаленные глупые глаза.
Галдеж, истерические всхлипы на рассвете. Как спалось, ласточка, уточка,
страусенок. Где же твой стратосферный инверсный шлейф. Да, неплохо бы
слетать куда-нибудь. В "Белых ночах", говорят, мебельный отдел открыли,
вняли чаяниям масс. Называется - все для яйцекладущих. После ворот новых и
пристройки возьмемся за птичий двор с оранжереей, сауной, гаражом
подземным, - транспортный вопрос начнем поднимать. Было бы здоровье,
остальное приложится. Все что нужно сделаем. Зал зеркальный, насест в
розовых тонах...
Пускай радуются, кудахчут себе, нехай клювы оттачивают.
Ну, Митяй, и пташка у тебя, диаволица, я к ней с лицевой стороны на
выстрел не подползу, боюсь. Заклюет. И моя старуха с нее пример берет,
долото растит каленое, - знаю, уже испробовал. Больно, а куда денешься?
Какие, к черту, небеса? Не до небес ни им, ни нам. Они, позабыв летать,
лепят сообща лабиринт, длинный тягучий путь в никуда. Подчиняясь
таинственным инстинктам, стучатся в гулкую земную грудь. Их теперь
упрашивать надо, но все равно не могут они, раздавшиеся вширь, в глубину
глядящие. В недра. Там, в тиши и немоте, что-то страшное и недоступное
затевается, игры колдовские, всеобъятный пристрастный суд, там кипит варево
и вершинами вниз вгрызаются в камень диковинные дерева. Они, подруги наши
боевые, как-то одинаково теперь выглядят, словно маски надели, словно маски
те на-гора выдает суровый куриный идол, общий для всех для них. Снова птицы
в стаи собираются: которая из них - моя птица счастья? Эта? Прикипев к
телефонам, ведут они таинственные переговоры о сущем и кодируют свои
загадочные замыслы непереводимым кудахтаньем. Такие величественные,
бесчувственные, тоскующие по небу, но уже не сознающие этого. Протяжно по
утрам кричащие, беспокойством исходящие над хозяйской властностью своей.
Из-за зерен, петушков да места за изгородью окончательно спятившие.
Повязанные тайным единством, но ради лишних крох в дым расплевавшиеся друг с
дружкой.
Никак не могу постичь: зачем им олений мех и океанские кораллы?
Полжизни я положил на всевозможную чепуху. Дай мне минуту покоя. То ли на
чепуху я полжизни положил, то ли в раж она вошла: посмотри вокруг, никто
такого не носит! что ты, это у всех есть! У всех все есть, одна я... У всех
нормальные, один ты...
И правда: один я. Книг не читаю и песен не пою; всем озабочен, плеч не
распрямить; нет мне чудесного мига долгие годы подряд. Словно покинула меня
вследствие бесконечных этих треволнений приданная мне бессмертная душа.
Была она, крылатая! Незаметно, забыв предупредить, ушла или
переметнулась к другому. Унеслась, сбежала, оставив крест на стене да
пыльные слайды - свидетельства угасших озарений. Воспоминания, мутные тени
былого сияния, несовместимы с озарениями; природа озарения противоположна
природе воспоминания; стартуешь вдоль путеводной нити, намеченной в небе