"Владислав Былинский. Пускай себе гремит, пускай себе играет..." - читать интересную книгу автора

Ничего при мне лишнего, ничего занимательного. Пошамать - два ящика
банок железных, свежачок в морозилке, хрустящих пачек в столе навалом. Вода
из крана, чайник электровозный да штабель чайницких коробочек с разными
этикетками; рассматриваешь этикеточки - восторгаешься: до чего обширную
планету ухайдакали, маньяки! Сумели все же. Ничто не тормознет взбесившихся
сапиенсов.
Издержки затворничества: начисто отсутствует принять перед сном (тьфу!
вот привычка въелась! спать, как же! фигушки! приговоренному сон что
призывнику повестка) - ну, я от этого не страдаю, не вспоминаю даже.
Как-никак, повеселился на заданную тему в годы юности. Живу, как-никак,
этого факта достаточно, чтобы и нынче в веселии сохраняться, без
горячительного и вено-рас-ширяющего. Недосуг мне время убивать, жаль губить
последние свои деньки. Время вообще убивать не следует. Даже в отместку за
то, что оно с нами творит.
А в спине моей, посреди лопаток, кнопка - или, наоборот, отверстие для
ключа: "лок" - замри, тварь! "анлок" - живи! Лок, анлок! Замри, живи! Карма,
мать ее! Впрочем, вру, нет там ничего, я вилкой дотягивался, проверял,
никакой дырки там, никакой кармы; так, пустое ощущение. Обычнейший
самообман. А вот окружающая действительность, как ты о ней, подлой, ни
думай, - она, братцы, отнюдь не самообман. Уж если возьмет за глотку...
Подойду, ха-ха, к окну; выгляну, слово бранное извергну... ухмыльнусь,
подожду чуток, да и сплюну: бесполезно! Там, внизу, - спятившие. Не
получается у меня диалог со спятившими. А жаль. Круг общения не выбирают.
Нужно довольствоваться дарованным...
Взрыкивают, клыкастенькие, надеются. Урчат брюхасто. Это оборотни, им
кровь моя нужна; не дождутся. Ведь я, братцы, собираюсь остаток дней
провести в моем замечательном склепе, в четырех стенах салатного цвета, и ни
ублюдки подоконные, ни собачатина осторонь (никак не пойму, шакалы то или
все-таки волки-недомерки) не смогут до меня добраться.
А нервы у меня воловьи. Они завывают - я музончик; они начинают шабаш -
я, назло, отплясываю с воображаемой дамой воображаемый матчиш (матчиш - вид
танца; кроссворды - мои университеты) или просто скачу чертом вокруг стола.
Паритет у нас. В мою пользу паритет, поскольку им сюда не дотянуться, пока
птиц своих страшненьких они на подмогу не призовут. Ну а птиц, пташечек
перепончатокрылых, с крокодильей мордой, я после Круга и не видывал. То ли
передохли, то ли неподъемными они стали, переели человечинки.

2

Круг, земляки, достоин описания. Как раз описаниями я и занят, ввиду
обстоятельств и на тот случай, если найдется кому читать. Господь ли в
беспредельном милосердии сотворит новый мир, инопланетяне ли бесстрастные
споткнутся о мой скелет, все не напрасны труды.
Людно в преддверии Круга. Лютые стражники, могильный дух; длинноногие
белозубые ведьмы - улыбки как ножи; косматые обормоты в буфете - только что
из лесов-болот; мальчики-попрыгунчики с автоматами; пожилая неразговорчивая
леди с косой; шесть пар языкастых гермафродитов, черные паруса вместо рук.
Светоносный, зверомордый, тысячеокий тип, покрикивающий на босых
отшельников; мыши шуршащие да тварь с головой от самых пят.
Ряженые повсюду: восторг узнавания, безобразное лобызание уродин.