"Андрей Быстров. Империя Дамеона " - читать интересную книгу автора

Дитеров и Карлов, от мелкого текста, от бесчисленных сносок и примечаний,
иногда на немецком языке, которым, правда, Саша, владел отлично. Сотрудница
архива Леночка жалела его, заваривала чай, бегала в буфет за бутербродами,
и все же к концу дня Саша возвращался домой с больной головой и красными,
опухшими глазами.
Около полудня двадцать шестого мая он раскрыл очередную папку.
"Ганс Вессер, - прочел он под фотографией мужчины в армейской
пилотке, - лейтенант вермахта, в боях на Восточном фронте не участвовал...
Послужной список... Был обнаружен выздоравливающим после тяжелого ранения в
военном госпитале Шенеберг 15 мая 1945 года... Освобожден 23 октября 1945
года..."
- Так, так, - бормотал Саша, листая страницы дела. - Это все
пропускаем, лабуда... Ага, вот. Местопребывание в настоящее время не
установлено... Кандидат в третью башенку, шут их всех побери...
Саша захлопнул было папку, но какая-то не поддающаяся определению сила
властно заставила его вновь вглядеться в фотографию Ганса Вессера.
Неужели он знает этого человека? Где, при каких обстоятельствах мог он
встречаться с ним? Нет, наваждение. Как будто незнакомое лицо. И все же...
Что-то большое, могучее, причиняющее боль пыталось всплыть из-подо
льдов в памяти лейтенанта Волкова. Что-то связанное с настолько страшным,
что этот ужас, даже само предчувствие ужаса загоняло готовое проявиться
воспоминание вглубь.
Эти глаза человека на фотографии... Саша почувствовал, как сиденье
стула уходит из-под него. Снимок вдруг перестал быть простым черно-белым
снимком, он обрел плоть. Перед Сашей стоял живой человек, необычайного,
прямо-таки гигантского роста, и Саша смотрел на него снизу вверх... Нет,
рост у него был нормальный, выше среднего, это Саша был очень мал. Ему
исполнилось... Семь лет? Восемь? А этого человека звали не Ганс Вессер. Его
звали...


21

Маму Саши Волкова, Марию Владимировну, привезли в Бухенвальд из
женского концлагеря Равенсбрюк вместе с маленьким сыном в июле сорок
четвертого. И хотя понятно было, что ничего хорошего от перевода ожидать не
приходится, Мария Владимировна, когда-то бывшая настоящей русской
красавицей, а теперь осунувшаяся и подурневшая от горя и слез, заставляла
себя верить, что перемен к худшему уже не будет - хуже некуда. Она
ошибалась и в глубине души знала, что ошибается, но добровольное
заблуждение поддерживало в ней иссякающие жизненные силы.
На новом месте Мария Владимировна сразу ощутила, что из одного ада
угодила в другой, еще беспросветнее. Среди узниц, с которыми ее поселили,
бродили жуткие слухи о кошмарах, творящихся в блоке сорок шесть, обнесенном
двойным рядом колючей проволоки. Подходить к блоку строжайше запрещалось
под страхом смерти. Те, кого уводили туда, никогда не возвращались - а
уводили чаще всего из барака, где содержали и Марию Владимировну. В
наибольший ужас ее повергало то, что у заключенных женщин не отбирали
детей, отправляли в блок сорок шесть вместе с ними. (Доктора Динг-Шулера
интересовало влияние наследственных факторов на сопротивляемость организма,