"Чикагские гангстеры могут отдыхать" - читать интересную книгу автора (Меньшов Виктор)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Я так задумался, что проскочил поворот к даче. И к счастью. Сегодня меня действительно кто-то вел. Когда я хотел вернуться, то заметил подальше несколько машин милиции, над лугом летал вертолет, высвечивая место гибели Ухина. А мне навстречу медленно ехал трейлер, тащивший прошитую пулями машину банка. Перед трейлером крутила мигалками милицейская машина, сзади две Машины "Скорой помощи" и спецперевозка. Замыкали шествие несколько машин и автобусов с милицией.

Я ехал в потоке замедливших движение машин, их подгоняли суровые регулировщики.

"Ну, завтра здесь начнется такой тарарам!" — пронеслось у меня в голове.

Но сейчас мне надо как-то пробираться к своим. Я, конечно, мог плюнуть и ринуться мимо постов, но это было чревато. Я напрягся и вспомнил, что с дорогой, ведущей к даче, сливалась ещё одна, которая выскакивала из леса слева. Значит…

Я проехал дальше по шоссе, свернул направо, значительно удалившись от вертолета и постов. Правда, какое-то время он служил мне хорошим ориентиром, но потом я стал беспокоиться, не заметил ли он сверху свет фар в стороне от интересующей их дороги и мою одинокую маленькую машину. Но вертолету, как видно, было не до нее. Вскоре он и вовсе погасил прожектор и исчез, видно, улетел на базу, да и вряд ли стали бы затевать поиски ночью.

Значит, до утра у нас есть время, и мы должны вырваться, пока облава не захлестнула нас петлей. Я нервничал, потому что двигался интуитивно, почти на ощупь, петлял, пару раз ухнул в ямы, из которых с трудом выбрался. Нет, ребята, все-таки «Запорожец» — это танк! Не зря его прозвали еврейским броневиком. Он кряхтел, сопел, стонал, но вез исправно.

Мне, как показалось, удалось-таки выбраться к нашей дороге, по моим представлениям, она вот-вот должна появится. Фары давали свет совсем неяркий, и приходилось напрягать глаза до боли.

Кустарник встал стеной перед носом совсем внезапно. Я завернул руль, но машину уже понесло. Она проломила кусты и пошла юзом к открывшемуся за ним обрыву. Я давил на тормоз, крутил баранку, но бесполезно. Машина продолжала двигаться по скользкой глине и мокрой траве. Обрыв неотвратимо приближался. «Запорожец» завис над ним боком, качаясь, как пьяный. Я распахнул двери и, прежде чем автомобиль полетел в темноту обрыва, успел выброситься.

Я упал плашмя на крутой склон и зацепился руками за траву. Но меня почему-то со страшной силой тащило вниз. Я с ужасом видел, что машина медленно сползает, выворачивая с корнем попадавшиеся на пути кусты. А я зацепился брюками за что-то внутри! Еще секунду-две — и я полечу, подминаемый тяжестью железа.

Я дико заорал и изо всех сил дернул ногу. Кажется, я оторвал здоровенный клок от штанов, зато освободился! Дергаясь, я уже сполз на склон, и теперь все мои попытки удержаться за траву не приводили к успеху.

Лететь пришлось с большой высоты и далеко. А ещё темно и неприятно. Когда я упал, то оказалось ещё и весьма больно. Я даже на миг потерял сознание.

Очнувшись, я по шуму воды догадался, что где-то рядом ручей. И почти не ошибся. Но не ручей, а тот самый водоем, на который мы смотрели с обрыва около нашей дачи. Мне ещё повезло, я удачно упал. После четвертой попытки залезть и очередного падения я понял, что альпинистом я не рожден, тем более скалолазом. А поскольку к полетам я тоже плохо приспособлен, то прекратил тщетные попытки забраться вверх.

Я сел и стал думать. У ног плескалась вода. Я порылся в бардачке машины, лежавшей вверх колесами, докопался до фонарика и включил.

При его свете мне удалось обнаружить вдоль водоема узкую-узкую тропинку, пролегавшую между камнями и колдобинами, намытыми ветками и корягами, ведшую, как мне казалось, в сторону нашей дачи. Но под обрывом. Ночью по такой тропинке со слабым фонариком не пройти — ноги переломаешь. И я придумал: вылил канистру бензина на безнадежно искореженную машину и поджег. Машину, увы, не спасти и так, а мне хоть какой-то свет.

И тут я разозлился по-настоящему. Я шагал избитый, ободранный, обворованный, потеряв таких хороших друзей, угробив чужой автомобиль, единственную, может быть, ценность двух замечательных людей, шагал и чувствовал, что чаша моего терпения переполнилась.

— Все! — бормотал я. — Все, сволочь! Кто бы ты ни был — я достану тебя! Я назло тебе не сдохну! Я права такого не имею! Слишком по крупному я задолжал. Слышишь, ты!! — заорал я невидимому врагу, который так жестоко играет со мной. — Я у многих людей в долгу. Я должен машину Гене и Ольге, которые не станут требовать её возвращения, я должен жизни Сереге, Зяме Шпильману, лейтенанту Ухину и Володиному напарнику! Я не могу оживить их. Нет! Но я могу отдать им твою жизнь, подлая ты сволочь! И я тебя достану!..

Я шел по берегу, терся плечом об отвесную стену обрыва, намочил ноги в воде, но ничего это не замечал. Мне все теперь было до фонаря. Все, кроме желания убить. Я много раз в жизни попадал в переделки. В меня не раз стреляли, и мне приходилось стрелять, но никогда ещё я не хотел так по-настоящему убить кого-то.

И тут я услышал в темноте с озера слабое тарахтение лодочного мотора. Я выключил фонарик и прислушался. Вроде все стихло. Может, показалось? Я до боли всматривался в черную воду, прижимаясь спиной к скале. Обрыв заворачивал, «Запорожец» догорал, и свет его не достигал этой части берега.

Я сделал несколько шагов и едва не загремел, споткнувшись обо что-то, загородившее мне путь. Потирая ушибленное колено, я зажег фонарь и разглядел под ногами обломки разбитых плит. Значит, я под самой нашей дачей. Действительно, чуть дальше на плитах я увидел тело шефа, мы ведь так его и не подняли. Я осматривал стену, и тут снова застучал мотор. Я опять выключил фонарик, но на этот раз мотор не заглох. Он уверенно направился в мою сторону.

"Может, наши ребята?" — подумал я, но все же потянул из-за пояса пистолет.

И тут меня окликнул женский голос:

— Эй! Ты где? Зачем ты разжег такой костер?

Я замер, вслушиваясь. Голос казался ужасно знакомым.

— Это ты, Нина? — нерешительно окликнул я.

И в этот миг меня ослепила вспышка яркого прожектора. Я инстинктивно закрыл глаза локтем, это меня и спасло, потому что сначала потребовалось время, чтобы рассмотреть меня, а уж потом прозвучали выстрелы, но я уже успел упасть за плиты. Стреляли, кстати, мастерски, пули выбивали крошки бетона прямо над моей головой.

Когда смолкла очередь, ещё раз высекшая искры из плиты, я высунулся и выстрелил наобум. Но мне опять повезло. Мотор лодки зачихал. Очевидно, я попал. Женский голос крепко выругался вполголоса, но по воде звук очень хорошо расходился.

Еще одна очередь врезала по стене обрыва, и лодка поплелась туда, откуда пришла. Я с трудом перевел дух.

Но почему наши не отреагировали на стрельбу? Где они, куда делись? Не случилось ли с ними чего?

Я попрыгал возле отвесной стены, походил взад-вперед и наконец нашел нужную мне тропинку. Очень узкая и скользкая, она поднималась вверх, идти по ней было рискованно, но я полез. Не ждать же, пока вернется эта речная амазонка в полной боевой готовности.

Я вылезал через заросли крапивы, которая вымахала с меня ростом и жгла мне не только руки, но и физиономию. Я чертыхался, но лез, потому что торопился. Никак я не мог понять, почему никто не вышел на выстрелы.

Кое-как выбравшись из зарослей, я побрел к дому и только теперь понял, как безумно устал. Ну и сумасшедшая выдалась ночка! Все тело болело, каждая клеточка скулила и просила об отдыхе и покое. Не доходя до дома, я остановился и громко свистнул. В ответ — гробовая тишина. Меня передернуло от словечка «гробовая», невольно пришедшего на ум. Нехорошее предчувствие сдавило сердце. Уже наплевав на всякие предосторожности, я ворвался в дом.

Повсюду виднелись следы поспешного бегства. Валялись по полу разбросанные вещи. На столе громоздилась неубранная грязная посуда. В том же, что дом покинули, сомнений не оставалось. Все двери раскрыты настежь, мешки с деньгами перевернуты, повсюду рассыпаны рваные купюры и разноцветные, как фантики, банкноты с зайчиками, медведями, какими-то незнакомыми портретами.

На кушетке вперемешку валялись пистолеты, автоматы, гранатомет. Брали явно только самое необходимое.

Я бродил по комнатам: всюду одно и то же. Спустился в подвал, и там пусто. Нины и след простыл. Как ни странно, я вздохнул с некоторым облегчением. Значит, она по крайней мере ушла на своих двоих. Это уже что-то. Я прошел до конца коридорчика в подвале, открыл толстую, герметичную дверь холодильника-ледника. Там на оцинкованном столе лежал Серега. Я наклонился и поцеловал его в жутко холодный лоб. Задержался, уходя, в дверях, вглядываясь в его лицо, будто хотел навеки запомнить. И тут меня осенило:

— Ведь никто из нас не видел лица шефа! Вот откуда могла произойти вся эта катавасия и неразбериха. Мы все видели его тело только сверху, с высоты, к тому же лежал он вниз лицом.

Я выскочил из дома и снова попер через крапиву, напролом и едва не на заднице съехал по скользкой тропинке с обрыва.

Тело шефа почти погрузилось в воду. За время дождей уровень озера поднялся. Обрыв нависал надо мной страшным козырьком. Хорошо, что меня не стукнуло посмотреть сверху! Сейчас бы я валялся возле шефа, если это он.

Я стоял над телом и не решался дотронуться. Как же снять его с этих чудовищных игл, на которые пришпилила его злая судьба?

Долго я так мялся, наконец вошел по колено в воду, попытался наклониться и заглянуть ему снизу в лицо, но не получилось — пришлось бы тогда нырнуть. Я постоял, набрал в легкие воздуха, но не нырнул, а приподнял голову шефа за волосы, а сам присел на корточки.

И едва не выпустил: на меня в упор глядели открытые выпученные глаза шефа. На лице, уже тронутом тлением, застыло выражение не испуга, а удивления. Словно он спрашивал у меня: как же так?

Может, это только шутка?

Я медленно опустил его голову обратно и долго, с ожесточением плескал пригоршни ледяной воды себе в лицо, отгоняя сон и усталость. Было ещё рано, но по-летнему светло. Я стоял и смотрел в сторону озера.

И тут до меня дошло, что мы все, занятые своими делами, совершенно не задавались вопросом, откуда это посреди водоема в Подмосковье выросла скала? Я до рези и глазах всматривался в нее, но она стояла и не исчезала как мираж. Странно!

В общем, чем дальше, тем больше появлялось разнообразных загадок. Я хотел выйти из воды, но тут что-то укололо меня в стопу. Я ойкнул и выдернул ногу. В большой палец впился осколок стекла, и пока я вытаскивал его, потерял равновесие и плюхнулся в воду целиком.

И тут же вскочил, хватая ртом воздух: вода оказалась совершенно ледяной. Но на берег я не бросился, а, наоборот, полез обратно, потому как обронил пистолет. При этом я как-то позабыл начисто, что в доме на кушетке валяется сколько угодно таких игрушек. Но искал я не зря.

Шаря в воде, я наткнулся на веревку, прижатую камнем. И потянул. Меня удивили её внушительная длина, и тянулась она, кажется, к самой скале. На конце её прикреплено металлическое кольцо, я накинул его на один из торчащих в бетоне штырей. И веревка — шелковый трос оранжевого цвета стала перильцами к острову.

И тут до меня дошло. Вот как подбирался к нам укравший деньги! Не из города, не через лес, а по воде, совсем с другой стороны. И уходил так же. Значит, это необязательно кто-то из нас. А тросик необходим, чтобы в холодной воде плыть без опаски и быстро.

Я покряхтел, помялся, но все же разделся, сделал энное количество приседаний, чтобы разогреться, растерся ещё майкой, ухнул и бросился в воду. Поплыл к скале, держась за трос.

В воде было ещё туда-сюда, но когда я вылез на крохотный островок, где стояла скала, меня разобрал озноб. Обдувавший ветерок казался ледяным. Я весь покрылся гусиной кожей и стучал зубами так, что было слышно, наверное, с берега.

Пытаясь согреться, стал бегать кругами и, обогнув скалу, выругался. Разумеется, я был прав. Откуда могла взяться скала на водоеме! Она оказалась обычной кирпичной стеной давно развалившегося здания, которую использовали как каркас, натянув на неё полотнище, огромное и весьма натурально выполненное, с искусно нарисованной скалой.

Я подошел вплотную и на краю холста заметил надпись: "Реквизит. Собственность киностудии А.М. Горького". А позади «скалы» я увидел вдалеке полосу берега, там утопал в зелени небольшой домик с кустарником вместо забора. Возле берега причалена моторная лодка. Я огляделся и не заметил больше никаких тросов. Зато нашел вбитый в землю кол, и рядом — след от киля вытаскиваемой на остров лодки.

Я не решился вплавь добираться до другого берега, тем более так и не найдя свой пистолет, а в маленьком домике если и дожидались кого-то, то уж явно не меня и не с букетами цветов.

Я собрался плыть обратно, но тут открылась дверь дома, и оттуда вышла женщина. Лица её отсюда видно не было, но фигурой она удивительно походила на… Но нет, другую бы немного походку… И волосы не того цвета и не так лежат… Еще бы немного, совсем немного, и я бы узнал ее… Точно узнал бы! Но тут меня заметили.

Женщина почти бегом бросилась в дом. Я замешкался, и когда метнулся огибать скалу искать трос, на кирпичной стене заметил маленькую красную точку.

Что такое лазерный прицел, мне не нужно объяснять. Я и сам кому хочешь объяснил бы. Я рывком бросился в сторону, упал на бок и, обдирая лицо о кирпичную крошку, закатился за стену.

И вовремя. "Пам-пам-пам…" — раздались глухие звуки с того берега, и по стене брызнули пули. Стреляла не иначе как ночная амазонка. Я не стал дожидаться, пока она додумается сесть в лодку, и поплыл.

С перепугу я не заметил, как домахал до разбитых плит. И почти не замерз, некогда было. Великая вещь — инстинкт самосохранения. Я вылетел из воды, кое-как оделся и прислушался. Мотора не слышно. Значит, все верно: это вчерашняя девушка, и лодку я ей, видно, повредил все же.

Я начал подниматься, и тут над головой у меня выбило фонтанчики земли, в лицо полетели комья. Я пригнулся и посмотрел на противоположный берег. Он еле-еле виднелся, так, неясная полоска — значит, стреляли через оптический прицел. Но дама, надо сказать, стреляла отменно! Из автомата, через оптику, на такое расстояние!

Теперь я точно знал, что нас с Мишаней Бог миловал в ту ночь, когда мы пытались получить выкуп. Но раздумывать и выстраивать версии, лежа скорчившись на узкой отвесной тропинке, мне теперь недосуг. И я взлетел вверх как на крыльях. Выстрелы почему-то прекратились. То ли я пропал из видимости, то ли кто-то помешал воинственной амазонке. Все равно я поскорее ретировался с края обрыва, чтобы не светиться силуэтом для её упражнений в стрельбе.

Только теперь я почувствовал, что замерз. Я помчался в дом и быстро переоделся в сухую одежду, повесил автомат через плечо под куртку, пистолет засунул под брюки на спине. В спортивную сумку бросил несколько коробок с патронами для пистолета, две запасные обоймы, насыпал автоматных патронов и положил два рожка. Долго думал, добавил осторожно четыре гранаты и сверху бросил тренировочный костюм, для виду.

Только после этого я немного успокоился. Пошел на кухню, сделал себе несколько гигантских бутербродов, сварил кофе и выхлебал стакана три, не меньше. А после завтрака пошел прочь от этой дачи.

А кого мне там ожидать? Разве что смерть. Но это в мои планы не входило, по крайней мере в ближайшие.