"Джонатан Кэрролл. Дитя в небе ("Трилогия Рондуа" #3)" - читать интересную книгу автора

чужих жен, но Каллен Джеймс буквально сводила меня с ума, и меня тянуло к
ней так, будто она была для меня единственным светом в окошке. Будь я
моряком, я бы, наверное, вытатуировал на руке ее имя.
Сердце ее завоевать мне так и не удалось, но зато в этот период
ослепления страстью я тоже стал видеть сны о Рондуа. И эти сны полностью
изменили мою жизнь. Они, да еще землетрясение.
Добравшись наконец до дома Джеймсов, я понял, что промерз до мозга
костей. Похоже, гибель близкого человека лишает вас какого-то жизненно
необходимого внутреннего тепла. Или, возможно, нарушает подачу топлива,
поддерживающего пламя в горелках жизни. Как бы то ни было, окончательное
осознание того, что моего лучшего и старейшего друга больше нет, пришло
лишь после часовой прогулки по нью-йоркским улицам в декабрьскую стужу.
Конечно же, он вовсе не был жестоким человеком. Только теперь, после
двадцати лет знакомства с ним, я понял, что на самом деле он даже лучше,
чем я привык считать. Однажды он заметил, что в году аж тридцать один
миллион секунд. И что лишь ничтожно малое их число заслуживает того, чтобы
о них помнили. Да и те, что помнятся, как правило, лишь мучают нас и
причиняют боль.
- Слушаю вас!
- Каллен, ты? Это я, Уэбер. Я тут у вас внизу. Ничего, если зайду?
- Господи, Уэбер! Мы только что узнали о смерти Фила. Конечно,
поднимайся скорее.
На входной двери их квартиры красовался огромный праздничный венок.
Семейство Джеймсов всегда любило Рождество. Оно у них начиналось еще в
ноябре и затягивалось чуть ли не до конца января. Конечно, они настаивали,
что главная виновница этого их дочурка Мэй, но было совершенно ясно, что
праздник куда больше нравится им самим. Во всех углах их квартиры были
вечно разложены апельсины с корицей, подоконники уставлены рождественскими
открытками, а в гостиной высилась елка, будто позаимствованная из какого-то
фильма сороковых годов вроде "Жены епископа"7 или "Жизнь прекрасна"8. Одним
словом, уютное у них было гнездышко. В него удивительно удачно вписывались
и домашние шлепанцы и добродушный пес, который, как привязанный, таскался
за вами из комнаты в комнату.
Каллен открыла мне дверь, и на лице ее расцвела улыбка. На свете много
женщин с идеально красивыми лицами. Мне доводилось знавать таких, а с
некоторыми из них я даже спал. Но лица эти таковы, что всегда остаются
безмятежными и равнодушными, их выражение не меняют ни серьезные чувства,
ни даже долгая ночь любви. Они чем-то похожи на смокинг, который одеваешь
только по особым случаям, а вернувшись домой, аккуратно вешаешь на плечики
и отправляешь обратно в шкаф до следующего раза. Любое пятнышко или
складочка безвозвратно губят его. Лицо же Каллен никак не назовешь
идеальным. Она слишком много улыбается и зачастую ее улыбка неискренна: это
просто самое доступное для нее средство защиты от любопытного и навязчивого
мира. Тем не менее, Каллен женщина очень красивая и... цельная. Когда мы с
ней познакомились, она была целиком захвачена любовью и крайне застенчива.
Даже тогда я страшно нуждался во всем этом, хотя точно знал, что никогда не
получу ничего. Сама того не сознавая, она навсегда, будто наручниками,
приковала меня к своему сердцу.
В этот печальный день, впустив меня в прихожую, Каллен не обняла меня,
как обычно, а лишь сняла с руки серебряный браслет и протянула его мне. Еще