"Барбара Картленд. Желание сердца " - читать интересную книгу автора

цеплялась за свои очки, как утопающий за соломинку. Они служили ей
единственной защитой от любопытства окружающих ее людей.
Дом дяди был наполнен людьми с рассвета до глубокого вечера. Гости
приходили и к завтраку, и к чаю, и к обеду. Знакомые и друзья являлись с
визитами или заглядывали в надежде застать леди Бедлингтон дома, а когда их
представляли племяннице хозяев, Корнелия каждый раз замечала мимолетную
задумчивость в глазах визитеров и улавливала нотки любопытства в их голосах.
Она была достаточно проницательна, чтобы догадаться о том, что история
ее внезапного богатства шествовала впереди нее, где бы она ни появлялась, а
еще она поняла, как неловко и странно чувствует себя ее тетя в новой для нее
роли матроны.
- Наверное, тебе кажется, что теперь у тебя появилась собственная дочь,
Лили, дорогая, - заметила одна дама сладким голосом, в котором, однако,
угадывался укол.
- Ты, по-видимому, хочешь сказать "сестра", дорогуша? - возразила Лили,
и Корнелия заметила, как гневно сверкнули глаза тети, и поняла, насколько
больно замечание дамы задело ее тщеславие, на что и было рассчитано.
Корнелия провела в доме всего несколько часов, когда ей стало ясно, что
ее приезд ни в коей мере не порадовал тетю. И дело тут было вовсе не в
словах Лили; просто в ее манере проскальзывала прохладность, голос временами
становился резким, и Корнелия осознала, что явилась помехой в доме. Кроме
того, в отношениях между мужем и женой существовало какое-то подводное
течение, которое тоже не осталось незамеченным. Они оба явно были выведены
из душевного равновесия, и сознание этого делало Корнелию еще более
застенчивой и неуверенной.
- Я не терплю их, и они тяготятся мной, - сказала она себе в первый же
вечер. - Зачем, ну зачем мне здесь оставаться?
Она и так слишком много спорила с мистером Мазгрейвом, поверенным,
чтобы надеяться ходя бы на один шанс вернуться домой в Роусарил. Ответ был
ей известен очень хорошо - "молодые дамы не живут одни без опеки... молодых
дам, если они осиротели, опекают ближайшие родственники... молодые дамы
должны занять свое место в обществе... молодые дамы!.. молодые дамы!"
Как Корнелия ненавидела эти слова! Она не желала быть молодой дамой, ей
хотелось снова стать ребенком - тем ребенком, который ездил на лошадях в
Роусариле, бегал с собаками и возвращался домой, когда уставал, чтобы
смеяться и шутить с родителями, пока не наступал час отправляться спать.
Как счастливы они были, абсолютно, совершенно счастливы до того
ужасного случая! Даже сейчас Корнелия избегала этих воспоминаний. В ее жизни
было нечто темное и страшное, слишком страшное, чтобы помнить о нем.
Дорогой, зеленый, прелестный Роусарил - ни о чем другом она не могла думать;
и все же папа очень часто рассказывал о Лондоне - городе, полном веселья и
развлечений.
- Я хочу вновь увидеть огни на площади Пикадилли, - иногда произносил
он с тоской в голосе, - я хочу прогуляться до "Эмпайр" и послушать концерт,
я хочу пойти в "Романо" поужинать там с хористкой из мюзик-холла, а потом,
если у меня будет приличный вид, я появлюсь на каком-нибудь балу, чтобы
полюбоваться, как мило выглядят дамы.
- Расскажи нам, кого бы ты там встретил, папа, - всегда просила
Корнелия, и тогда ее мама удобнее усаживалась в кресле и улыбалась, пока они
слушали воспоминания о лондонском сезоне и о развлечениях молодого