"Джойс Кэри. В ногу с временем" - читать интересную книгу автора

Но благодаря заботам Клэр сон и пищеварение у него постепенно наладились.
Все это было семь лет назад. На днях один гость, новый знакомый,
проведя у них уик-энд, поздравлял Тьютина с тем, что у него такая
счастливая семья, очаровательная жена, милые детки. И в пьяно-восторженном
письме благодарил за неизгладимое впечатление.
Юнец, видно, метил в фирму к Тьютину и хотел к нему подольститься.
Тьютина только насмешили его комплименты. Но вдруг он сообразил, что в них
есть известная доля правды.
В конце концов, счастье его в основном заключалось в домашней жизни, а
счастье у него было, бесспорно, было. Как и когда все начало
восстанавливаться, он не мог бы сказать. Он этого не заметил. Он вообще
ничего не заметил. Романтики тут не было никакой - никакой трепетности.
Ничего похожего на мечты жениха и невесты, на вечный медовый месяц с
роскошными вечерами для разнообразия и на зависть друзьям; в общем-то,
даже наоборот - все было принятое, привычное, простое, обыкновенное, когда
привязанность сама собой разумеется, а страстные порывы излишни и даже
никому не нужны. Ну а вечера-то, они, может, и нужны, но какая же это
скучища, потеря времени, в общем-то, в ущерб семейному равновесию, покою и
счастью.
Пожалуй, Тьютин успешно справился с важнейшей задачей - построением
семьи. Как тонко он наладил отношения с Клэр, чтобы их совместная жизнь
могла продолжаться.
Ну а Филлис он однажды видел в кино, на выходной роли. Дело происходит
в ночном клубе, она хозяйка - он замирает, сердце ускоренно бьется, он
думает: "Я бы мог сейчас быть ее мужем и жил бы, как все эти пьяницы". Его
пробирает дрожь с головы до пят, и душу охватывает безграничное чувство
облегчения. Он благодарит свою счастливую звезду, что так удачно
отделался.
Миссис Бир стукнуло семьдесят восемь лет, она сгорбилась, стала щуплой
старушонкой, и личико у нее теперь маленькое, как у младенчика. Щеки уже
не горят сердито, а отдают румянцем загорелого сельского ребенка, не
трясутся, как у побитого, но задиристого мопса, а отражают какое-то
кроткое недоумение. Поднятые бровки, наморщенный лоб и поджатые губы будто
спрашивают: "И отчего молодежь так слепа и глупа, все с ума посходили, что
дальше-то будет?"
В Лондон она наведывается редко, да и то никому не мешает. Тьютины
пригревают ее, ни в чем ей не отказывают; она все больше раскладывает
пасьянс. Один только раз как-то, поцеловав на ночь детей и, видимо,
чересчур веселая, потому что пасьянс у нее получился подряд два раза, она
что-то такое бормочет Фрэнку, что вот, мол, как все опять хорошо после
того, как он отказался от своей затеи с разводом. Фрэнк даже вздрагивает -
он совсем забыл ее тогдашние штучки. Но она уже снова раскладывает карты,
и по выражению лица и даже по жестам ее он замечает, что она собою очень
довольна. Будто наслаждается победой.
Фрэнку это странно и обидно, он просто поражен. Неужели же несчастная
старушенция в самом деле вбила себе в голову, будто ее идеи хоть какое-то
отношение имели к "сохранению семьи" - ведь она, безусловно, так это
называет? Неужели она всерьез воображает, будто люди не изменились за
последние пятьдесят лет, и не может взять в толк, что представления ее
сверстников конца века, когда психологии еще и в помине не было, теперь по