"Джон Кейз. Первый всадник" - читать интересную книгу автора

лучшие времена располагался рынок. Невзирая на холод, крестьяне потянулись к
нему, как железные опилки к магниту, - они надеялись получить еды, лекарств
и новостей.
Кан начал спускаться, но вновь остановился. Грузовики с юга и не думали
ехать дальше. Водители заглушили моторы прямо на дороге. У грузовиков
собрались несколько солдат с автоматами, они курили сигареты с выражением
скуки на лицах.
К северу сцена повторилась. Вторая часть колонны встала, не отъехав от
Чхучхонни и на километр. Из грузовиков высыпали солдаты и замерли в
ожидании.
Даже отсюда, издалека, зрелище настораживало: все въезды в деревню
перекрыли. Впрочем, решение, конечно, мудрое. Чем бы ни оказалась зараза, ей
нельзя позволить распространиться. Преданной Китаем, опустошенной
наводнениями и изможденной голодом, Корее не пережить еще и эпидемию.
И снова опасные, вредные мысли. Вредные, но верные. А Кан настолько
устал, что был уже не в силах "прополоть цветник своего разума".
Этой метафоре научили в армии, где он шесть лет прослужил медбратом
службы разведки в демилитаризованной зоне. Одни мысли - цветы, другие -
сорняки. Некоторые просто губительны. Чтобы отличить, что есть что,
требуется постоянная бдительность.
У Кана не осталось столько сил, сколько требовала постоянная
бдительность. В этой жизни он лишился слишком многого: ногу у него отняла
хорошо замаскированная мина, жену - болезнь. Вот уже неделя, как он не ел
практически ничего, кроме прошлогодней травы, и теперь его разум меньше
всего походил на цветник. Какие еще сюрпризы готовит ему жизнь?
Внезапно на площади взвыл электрический громкоговоритель. Кан
напряженно вслушивался, но, разлетаясь по холмам и предгорьям, слова
искажались до неузнаваемости. Зато произведенный ими эффект был хорошо
виден: столпившиеся у джипа люди медленно разошлись и по одному начали
исчезать в домах. Вскоре вся деревня - кучка облезлых деревянных домиков у
фабрики в окружении пустых полей - непривычно опустела. Тогда джип выехал с
площади, фыркнул белоснежным выхлопом и направился по дороге к южному
заграждению.
Мало карантина, всем приказано сидеть по домам. Зачем? И где же врачи?
Кан невольно нахмурился, хотя давно отвык от эмоций. Действия военных
казались такой бессмыслицей, что все инстинкты забили тревогу. И хотя с
такого расстояния его было почти невозможно разглядеть, Кан сдернул с шеи
красный шарф, который осенью связала жена, распустив старый свитер. Засунув
яркий шарф под куртку, он сел на сосенку, которую притащил с собой, оторвал
от нее маленькую веточку и принялся жевать, не сводя глаз с Дороги и
деревни.
Почти целый час ничего интересного не происходило. Если не считать
солдат и грузовиков, дорога на Пхеньян была абсолютно пустой. Даже слишком
пустой. В общем-то шоссе никогда не славилось оживленным движением, однако
сейчас оно выглядело совершенно заброшенным. За целый час у заграждений не
показалось ни одной машины, ни одного пешехода. Выходит, дальше от деревни
развернулись и другие кордоны, а эти, непосредственно у домов, предназначены
вовсе не для того, чтобы никого не пускать внутрь, как показалось сначала.
Их поставили для того, чтобы никто не вышел наружу.
Сердце Кана билось все сильнее.