"Александр Чаковский. Это было в Ленинграде (Трилогия, 1 и 2 части) " - читать интересную книгу автора

- "Роза", "Роза", говорит "Буря", жду ответа на радиограмму, жду
ответа... Приём, приём...
Он передвинул рычажок на рации. Все молчали.
- Не отвечают, товарищ полковник, - доложил радист.
Полковник резко отвёл руку парикмахера с бритвой, шагнул к рации и взял
микрофон. Он поднёс его ко рту так близко, что мыльная пена попала на
чёрную пластмассу.
- "Роза"! "Роза"! - закричал полковник. - Почему не отвечаете,
"Роза"?..
Затем он снял наушники с головы радиста и поднёс к уху, не надевая.
- Молчат! - сказал полковник, бросая наушники на колени радисту.
Он вернулся на своё место. Я заметил порез на его свежевыбритой щеке.
Парикмахер тоже увидел кровь.
- Извините, кровь, товарищ полковник. Я сбегаю за квасцами,
секунду. - Парикмахер вышел из блиндажа.
Начштаба повернул голову, заметил меня и кивнул.
- Пойдёмте, - бросил он мне.
Передвигаться по блиндажу ему приходилось согнувшись - он был очень
высок. На нём была безрукавка мехом наружу.
- Хочу подышать воздухом, - сказал начштаба, когда мы вышли. -
Слишком тесный блиндаж.
Была ночь. В темноте мы нащупали какое-то бревно и сели. Майор объяснил
мне обстановку.
Наши танки прорвали оборону противника, вырвались на дорогу и
продвинулись вглубь. Но немцы успели подтянуть резервы и поставили на
дороге, в тылу наших танков, сильный противотанковый заслон. Положение
тяжёлое. Боеприпасы на исходе. Пехотное подкрепление ещё не подошло. Уже
сорок минут, как прервалась радиосвязь с танками. Принимаются меры... Вот,
пожалуй, и всё.
Майор вздохнул, взял пригоршню снега и приложил его ко лбу.
Мы молчали. Я чувствовал сильный голод. Венцель, который пошёл в другую
часть, по ошибке унёс мой мешок. Я вытащил сухарь из кармана.
- Сухарь жуёте? - спросил майор.
- Сухарь.
- Дайте и мне.
Я отломил кусок сухаря и подал ему. Майор взял сухарь и поднёс ко рту.
- Не могу есть, - сказал он вдруг, встал и пошёл к блиндажу.
Я пошёл за майором.
В блиндаже всё было по-старому. Полковник сидел с намыленной щекой. Но
рядом с ним мы увидели нового офицера с петлицами старшего лейтенанта. Его
левая рука была забинтована. По белизне бинта и по розовому оттенку
проступавшего кровяного пятна я догадался, что перевязка сделана недавно.
Старший лейтенант положил раненую руку на стол, а правой неуклюже свёртывал
папиросу. Когда мы вошли, полковник поднял голову и провёл пальцем по
намыленной щеке.
- Где же парикмахер? - спросил он.
В ту же секунду начался артиллерийский обстрел.
Снаряды рвались в районе нашего блиндажа. Я слышал разрывы справа,
слева, всюду, почти без промежутков, без пауз. Я чувствовал, как взрывная
волна бьёт по стенкам. Пламя коптилки дрожало при каждом ударе. Грохот