"Александр Чаковский. Мирные дни: Это было в Ленинграде (Трилогия, 3 часть) " - читать интересную книгу авторакачество неважное, но о главном, думаю, вы, подлецы, молчите: нет в вас
желания, чтобы всё было лучше, лучше, чем прежде". Вот и теперь, скажу десятнику насчёт рам, а он мне в ответ: "Пусть, Виктор Григорьевич, благодарят, что такие рамы поставили, при полной-то вентиляции хуже было бы". Эх! Меня поразила та злоба, я бы сказал - ненависть, с которой этот человек говорит о людях, которые, с его точки зрения, не хотят, чтобы "было лучше". Я почувствовал, что дело здесь не в оконных рамах и в краске, а в чём-то другом, более важном. И тогда я спросил, потому что уже вспомнил, где встречал этого человека: - Значит, всё уладилось? Он посмотрел на меня в упор и спросил! - Это вы про что? - Про поезд Рига - Верхнегорск. Помните? - Ну, это вы зря, - недовольно ответил прораб и отвернулся. - Нечего про то вспоминать. Было и прошло. Видимо, и он вспомнил меня. - Ну, я пошёл, дела ждут. У двери он обернулся и сказал, усмехнувшись: - С возвращением! И ушёл. Я стал восстанавливать в памяти подробности моей встречи с этим человеком. ...В конце 1943 года меня вызвал редактор фронтовой газеты и сказал: - Мы вам интересную командировочку придумали: поезжайте-ка в тыл, в по Ленинграду. Вот и дадитё нам несколько подборочек на тему "Тыл и фронт неделимы". Ночью редакторский "виллис" повёз меня к вокзалу. В городе было темно. Мы медленно ехали по городскому бульвару. Была поздняя осень, и пахло пряным запахом увядающих деревьев. Впрочем, преобладающим запахом был запах гари, каменной пыли и извёстки - запах недавних боёв. Шофёр подвёз меня к вокзалу. Я с трудом достал билет до Верхнегорска. Мне предстояло ехать почти пятеро суток. Билет мне достался жёсткий, но плацкартный. Вагоны брали с боя. Когда я уже был у входа в вагон, какой-то офицер резко оттеснил меня и пробился в вагон первым. Я устроился на третьей полке. В вагоне было душно и темно. Я смотрел вниз, но людей не различал и только слышал, как шумели, толкались и грохотали вещами в темноте. - В атаку пошли! - раздался возле меня чей-то сдавленный, едкий голос. Внизу что-то прогрохотало. Должно быть, упали чьи-то вещи. - Так его! - снова прозвучало возле меня. Я напряжённо вглядывался в темноту, чтобы рассмотрев говорящего. Человек этот, очевидно, был моим соседом и располагался где-то рядом, на второй или на третьей полке, но глаза мои ещё не привыкли к темноте. Наконец шум в вагоне постепенно начал стихать, стали слышны отдельные голоса, грохот прекратился, люди постепенно рассаживались. - Утихомирились, - произнёс, как бы подводя итог, мой сосед. Он сказал одно только слово, но в голосе его было столько злого пренебрежения, что мне стало просто неприятно от этого соседства. |
|
|