Глава 10

Согласно хронометру, я проспал добрых восемь часов. Проснулся я с убеждением, что не смогу ничего планировать до тех пор, пока не выясню, каким образом эти люди ухитряются так жить; что сделают со мной, если я соглашусь остаться, и, самое главное, о чем я должен позаботиться сам, если после того, как надо мной произведут соответствующую операцию, я все же решу уйти отсюда.

Берт ясно дал мне понять, что ничего не собирается рассказывать, но в то же время признал, что рассказал несколько больше, чем нужно, так что я мог попробовать разобраться самостоятельно.

Считается, что память у меня хорошая. Что в его словах могло содержать скрытый смысл?

Самым поразительным из его замечаний было отрицание того, что он дышит водой. Также в его фразе было какое-то замечание — какое же? — что «в этом утверждении содержатся две ошибки». Что бы это могло значить?

Выражаясь грамматически, самым очевидным выводом из первой фразы было то, что нас окружает не вода. Возможно ли это? И если это так, то существуют ли другие свидетельства?

Ответ положительный — на оба вопроса.

Многие жидкости не в состоянии хорошо перемешиваться с водой — в основном неполярные. Если упомянуть только знакомые нам, то это четыреххлористый углерод и все масла. Однако если мы имеем дело с такой жидкостью, она должна иметь ту же плотность, что и вода, или еще большую. Поэтому основные масла не годятся. И четыреххлористый углерод тоже, потому что он сильно ядовит. Плотность должна быть высокой, потому что между помещениями и океаном не было никакой двери или шлюза, а масло всплыло бы на поверхность Тихого океана и было бы давно замечено.

Исходя из этого, граница между водой и моей гипотетической жидкостью должна, вероятно, проходить у входа. Память подтвердила мое предположение.

Когда капсула достигла отверстия шахты по пути сюда, субмарины прицепили к ней дополнительный балласт — очевидно, это нужно было сделать, если новая жидкость плотнее воды, а капсула была нагружена только-только для того, чтобы в воде она немного тонула. Пловцы тоже добавили себе балласта — те «пояса с инструментами»! Конечно! Если бы это были инструменты, зачем же их надевать, возвращаясь с морского дна? Или же если наружное пространство использовалось только для прогулок, а инструменты могли понадобиться внутри, то почему бы их не хранить на рабочем месте? Будь в капсуле достаточно места, я бы лягнул себя за то, что не заметил этого раньше, — или, скорее, за то, что вовремя не уделил своим сомнениям должного внимания.

Ладно, сначала рабочая гипотеза. Мы находимся в нетоксичной жидкости, гораздо более плотной, чем вода. Мне кажется, я понимаю, почему это так, но не будем спешить.

А вот и моя вторая ошибка! Люди, как сказал Берт, дышат не водой — потому что они находятся не в воде и потому что они не дышат. Мне все еще было трудно поверить в это, но логические умозаключения шли своим чередом.

Основная идея была достаточно ясна. Если люди не дышат, то им не нужен газ в легких, если в легких нет газа, то перепады давления не будут их беспокоить. Что же, следует кое-что дополнить. Им придется заполнить жидкостью также область среднего уха и синусы. Если эта жидкость обладает примерно такой же сжимаемостью, как и вода (вопрос, почему бы не использовать воду, я отложил для дальнейших размышлений), тогда пребывание на различных глубинах практически не будет влиять на объем какой бы то ни было части тела.

Хотя некоторые детали здесь требуют уточнения. Если очевидно, что жить без дыхания достаточно удобно, то как они этого достигают?

Итак, зачем человек вообще дышит? Чтобы снабжать кровь кислородом. Чем можно заменить кислород? Категорически нечем. Элемент номер восемь — единственный окисляющий агент, который может быть задействован в метаболизме человека, причем слово «задействован» в этой связи подходит прекрасно.

Но должен ли кислород поступать в газообразном виде? Может быть, и нет. Если я ничего не забыл из школьного курса, для гемоглобина требуется молекулярный кислород, а не ионы оксидов, перекись или озон; но до того момента, когда кислород подводится к гемоглобину, может быть, подойдут и другие соединения. В форме какого-либо вида пищи или питья. Можно ли принимать что-либо через желудок, что бы выделяло молекулы кислорода? Конечно. Есть перекись водорода. Высвобождаемый кислород сначала получается не в виде двухатомных молекул, но быстро в них переходит. Я не мог себе представить, что кто-нибудь, если только он не сумасшедший, станет глотать таблетки перекиси водорода, по нескольким причинам. Но сама идея пока еще достойна рассмотрения.

Может ли кислород из желудка перейти в кровяной поток? Не напрямую, но он может идти тем же путем, что и остальные питательные вещества, в тонкую кишку и так далее. Насколько я помнил, поглощающая поверхность там гораздо меньше, чем в легких, но при таком давлении и на такой глубине это не будет серьезным препятствием.

Вторая рабочая гипотеза, следовательно, заключается в том, что эти люди едят или пьют что-то такое, что постепенно отдает кислород. Если в условиях высокого давления газ всегда остается в растворенном виде, то тело все равно будет индифферентно по отношению к перепадам давления. И мой пассажир, путешествовавший на корпусе капсулы несколько часов назад, мог оказаться в серьезной беде, если бы прошел со мной весь путь до поверхности.

А как насчет выведения двуокиси углерода? Никаких проблем. Наружу через легкие, как обычно, непосредственно в раствор, в окружающую жидкость. Может быть, именно по этой причине жидкость не была водой; они могли использовать что-то такое, что лучше впитывало двуокись углерода, хотя при сверхвысоком давлении подошла бы и вода. Конечно, когда все физиологические жидкости тела находятся под огромным давлением, проблема может заключаться не в простой растворимости, а в сложном ионном равновесии; вероятно, был необходим контроль за «ph». Как бы то ни было, действие несомненно шло внутри тела, и хотя сама идея как бы снижала различия между «внутри» и «снаружи».

Вышеизложенное наводило на мысль, что, если я предпочту остаться здесь, меня предположительно начнут подвергать действию высокого давления. С какого-то времени в процессе изменений мне начнут давать еду или питье, являющееся источником кислорода. Так оно и будет, насколько я понимал, если не считать моих синусов и среднего уха.

Возможно ли вернуться обратно к дыханию воздухом? Давление придется снова снизить. Источник кислорода в желудке — да, это будет проблемой. Если вещество все еще будет отдавать кислород, а давление станет приближаться к одной атмосфере… гм… Произвести очень точный расчет времени и завершить превращение в тот момент, когда источник кислорода в желудке выдохнется? Механическое вспомоществование, такое, как искусственное легкое, используемое в промежутке после того, как выдохнется внутренний источник, до мгновения, когда возобновится естественное дыхание? Как бы то ни было, мне трудно будет справиться в одиночку, если возникнет необходимость.

Во всяком случае, я теперь мог хотя бы приблизительно планировать, одновременно имея в виду, что моя гипотеза может быть совершенно несостоятельной. Мне она, однако, нравилась, и я чувствовал, что нужно будет только уточнить некоторые детали по мере поступления новой информации. Приятное ощущение, пока оно не разрушено.

В данных обстоятельствах, следовательно, лучше всего было бы сказать Берту, что я остаюсь, и как можно быстрее выбраться из капсулы, чтобы иметь возможность сделать что-нибудь полезное.

Я уже давным-давно выработал свои собственные моральные стандарты — принял свою личную присягу по отношению к Человечеству, — так что если перед тем, как принять меня, они потребуют от меня что-то вроде клятвы, проблем с совестью у меня не возникнет. Впрочем, может, и не потребуют: все эти вещи в значительной мере потеряли свой смысл по сравнению с теми временами, когда люди считали, что главная опасность для них заключается в противоречиях между политическими системами, а не в нехватке энергии. Различные ложи и сходные с ними частные группировки и поныне пользуются формальными присягами, но даже эти присяги уже не несут той смысловой нагрузки, которая вкладывалась в них раньше.

Я внезапно удивился тому, что мои мысли вдруг побрели в этом направлении. Возможно, мой план и был слегка обманным, но причина была уважительной, и моя совесть была достаточно чиста — так что я вернулся к непосредственным проблемам.

Детали, разумеется, придется оставить на потом. Мне нужно было изучить местную географию, особенно дорогу к подводной лодке Мари. Также следует выяснить, какая степень свободы мне будет доступна. Берт, похоже, приходил и уходил по собственному желанию, но все же он пробыл здесь целый год. Очевидно, мне придется каким-либо образом зарабатывать на жизнь, если выяснение нужных мне деталей и разработка плана доставки нас с Мари на поверхность займут много времени. Выяснение того, какая из посильных мне работ может быть нужна здесь, внизу, можно отложить на будущее.

Сейчас, следовательно, нужно было подождать Берта или послать за ним, чтобы сообщить ему свое решение. Подождать, может быть, будет лучше. Нет смысла притворяться чрезмерно жаждущим. Он сказал, что будет приходить часто, и наверняка уже был здесь, пока я спал. Так что вскоре он может решить, что я уже проснулся.

Я сидел и ждал, как обезьяна в зоопарке — или, скорее, как рыба в аквариуме.