"Рэймонд Чэндлер. Высокое окно" - читать интересную книгу автора

журнал, ониксовая подставка для ручек, настольный календарь и морская
раковина, полная спичек, пепла и окурков. Спрэнглер швырял стальные
перышки в прислоненное к противоположной стене войлочное сиденье от
стула, беря их по одному из пригорошни, - настоящий мексиканский
метатель ножей у мишени. Перышки втыкаться не хотели.
В комнате стоял какой-то нежилой, не то что бы затхлый, не то что бы
свежий, но какой-то не человеческий запах - как правило, свойственный
подобным помещениям. Дайте полицейскому управлению совершенно новое
здание - и через три месяца оно насквозь будет пропитано этим запахом.
В этом есть что-то символичсеское.
Один нью-йоркский репортер написал однажды, что, проезжая за зеленые
огни полицейского участка, словно выезжаешь из этого мира в другой,
находящийся по ту сторону закона.
Я сел. Бриз достал из кармана сигарету в целлофановой обертке и начал
исполнять заведенный ритуал - жест за жестом, неизменно и педантично.
Наконец он затянулся, помахал спичкой, аккуратно положил ее в черную
пепельницу и сказал:
- Эй, Спрэнглер!
Спрэнглер повернул голову к Бризу, и Бриз повернул голову к
Спрэнглеру. Они ухмыльнулись друг другу. Бриз указал на меня сигарой:
- Смотри, как он потеет.
Спрэнглер должен был развернуться всем телом в мою сторону, чтобы
увидеть, как я потею. Если, конечно, я потел. Не могу сказать.
- Вы, ребята, остроумны, как пара стоптанных сандалий. Как это у
вас, черт возьми, получается? - восхитился я.
- Кончай острить, - сказал Бриз. - Что, хлопотное было утречко?
- Точно.
Он все еще ухмылялся. И Спрэнглер все еще ухмылялся. И что бы там
Бриз ни катал языком во рту - он явно не торопился это глотать.
Наконец он откашлялся, придал веснушчатому лицу серьезное выражение,
чуть отвернулся в сторону, чтобы не смотреть на меня в упор, но все-таки
видеть боковым зрением, и сказал отсутствующим голосом:
- Хенч признался.
Спрэнглер резко развернулся, чтобы увидеть мою реакцию. Он подался
вперед, чуть не упав со стула, и губы его приоткрылись в почти что
неприличной экстатической улыбочке.
- Чем это вы на него воздействовали? - поинтересовался я. -
Киркомотыгой?
Оба молчали, пожирая меня глазами.
- Этот итальяшка, - произнес наконец Бриз.
- Этот - что?
- Ты рад, парень?
- Вы собираетесь рассказать мне, в чем дело? Или собираетесь сидеть
тут - жирные и самодовольные - и наблюдать за тем, как я радуюсь?
- Нам нравится наблюдать, как кто-то радуется, - сказал Бриз. -
Нам не часто представляется такая возможность.
Я сунул сигарету в зубы и пожевал ее.
- Мы на него воздействовали итальяшкой, - сказал Бриз. -
Итальяшкой по имени Палермо.
- О. Знаете что?