"Карел Чапек. Рассказ старого уголовника." - читать интересную книгу автора

Биаджо, столярным подмастерьем из Кастрожованни. Еще он показал, что нанес
этак ударов двадцать человеку христианского происхождения и убил его; но кто
этот убитый, он не скажет, чтоб не втягивать в беду других людей. И --
баста! Кроме этих слов он все только божью кару на себя призывал да
колотился головой об пол. Такого раскаяния, говорил надзиратель, в жизни еще
никто не видывал.
Однако, сами знаете, фараоны ни одному слову не верят; говорят они себе
-- может, этот Марко вовсе никого не убивал, а так только, врет. Послали его
кинжал в университет, и там сказали, что кровь на клинке человечья, надо
быть, сердце он этой штукой проткнул. Ну, прошу прощения, а я все-таки не
понимаю, как это они могут узнать. Н-да, так что же им теперь делать: убийца
вот он, а убийства нет! Нельзя же судить человека за неизвестное убийство;
сами понимаете, должен тут быть corpus delicti(состав преступления (лат.)).
А Марко этот между тем все молится, да хнычет, да просит, чтоб его уж
поскорей суду предали, хочет он свой смертный грех искупить. Ты, porca
Madonna, говорят ему, коли хочешь, чтоб правосудие тебя осудило, признайся,
кого ты зарезал; не можем мы тебя повесить просто так; ты нам, проклятый
мул, хоть свидетелей каких назови! "Я сам и есть свидетель!--кричит
Марко,--я присягну, что убил человека!" Вот ведь какое дело-то...
Надзиратель говорил мне еще, что был этот Марко красивый такой, славный
парень; испокон веку не было у них такого славного убийцы. Читать он не
умел, но Библию, хоть и держал ее вверх ногами, из рук не выпускал, и все
ревел. Подослали тогда к нему одного патера, доброты ужасной, чтоб дал он
ему духовное утешение да между прочим на исповеди ловко бы и выведал, как с
этим убийством дело было. Так этот патер, когда выходил от Марко, слезы
утирал; говорит, коли не испортится еще как-нибудь этот арестант, то
наверняка сподобится великой милости; мол, это душа, жаждущая
справедливости. Однако, кроме таких вот речей да слез, ничего от него и
патер не дождался. "Пусть меня повесят, и баста, -- твердил Марко, -- пусть
уж я искуплю тяжкую мою вину; без справедливости нельзя!" Так тянулось дело
полгода с лишком, а все не могли подыскать подходящий труп.
Видя, что, в общем, какая-то глупость получается, говорит начальник
полиции: тысяча чертей, коли этот Марко во что бы то ни стало желает, чтоб
его повесили, отдадим ему то убийство, что случилось через три дня после его
ареста, там, в Аренелле, где нашли ту зарезанную бабу; просто позор, тут у
нас убийца без убийства и без трупа, а там этакое славное, добротное
убийство, а преступника нет. Свалите все это как-нибудь в одну кучу; если
этот Марко хочет, чтоб его осудили, то ему ведь все равно за что; а уж мы
ему всячески навстречу пойдем, пусть только эту бабу на себя возьмет. Ну,
предложили это дело Марко, обещав, что тогда он наверняка вскорости получит
петлю на шею и будет ему покой. Марко маленько поколебался, да и говорит:
нет, раз уж погубил я душу убийством, то не стану обременять ее еще такими
смертными грехами, как ложь, обман и клятвопреступление. Такой уж, господа,
был он справедливый человек.
Ну, дальше некуда; теперь они там в уголовной полиции думали только о
том, как бы им от проклятого Марко избавиться. "Знаете что, -- говорят они
надзирателю, -- сделайте как-нибудь так, чтоб он мог бежать; предать суду мы
его не можем, это срамиться только, и отпустить его на свободу тоже нельзя,
поскольку он сознался в убийстве; так что постарайтесь, чтоб этот die cane
maledetto (Итальянское ругательство) как-нибудь незаметно смылся". Так