"Александр Чаянов. Необычайные, но истинные приключения графа Федора Михайловича Бутурлина" - читать интересную книгу автора

лестнице в какой-то дом и положили на пол. Через несколько мгновений
почувствовал острую боль в ноге от неосторожно затянутой веревки. Его
развязали и сдернули с головы мешок.
Перед ним за длинным, покрытым черным сукном столом сидело несколько
человекоподобных существ. Их головы были закрыты капюшонами, в прорезы
которых сверкали белки разъяренных глаз.
По железным и золотым эмблемам, лежащим на столе, по семисвечникам,
колеблющимся в руках двух стоящих по бокам и также замаскированных
прислужников, Бутурлину стало до жути ясно, что он был в руках иллюминатов,
само существование которых еще вчера отрицал и почитал вымыслом досужей
фантазии.
Не обращая на него никакого внимания, ужасные фигуры, нагибаясь друг к
другу, обменивались суждениями и излагали в коротких словах свои мнения.
У Бутурлина волосы стали дыбом и на лбу выступил холодный пот, как
только он сумел из доносящихся до него слов уловить содержание их речей.
Вопрос шел даже не о его судьбе. Смертный приговор был, очевидно
установлен заранее. Казавшиеся ему гигантскими, человеческие существа
спорили только о форме казни, долженствующей разорвать его бренную плоть.
Вникая в перипетии дьявольского судоговорения, Федор понял, что его
обвиняют в разрушении астрального плана и гармонии вселенной, в том, что
его дерзновенной рукой пресечены жизненные нити, столетиями сплетенные в
гармонию обществом иллюминатов, что разорваны в клочья сотни семейств, что
благодаря ему страны будут потрясены самозванцем, погибнет славное
королевство и гидра, его пожравшая, потрясет Европу и сожжет Москву,
которая допрежде того будет испытана моровою язвой.
С правого конца стола до него доносилось:
"...понеже есть он зловреднее Ковеньяка, надлежит злодея четвертовать,
сжечь и прах оного развеять из четырех пушек в четыре стороны света".
"Отрицаю сие, брат Теодорт! - послышалось слева,- ибо зловредная
субстанция оного, разнесенная Гипербореем по миру, отравит народы!"
Спор разгорался. Федор оглянулся кругом, ища путей к бегству, и
потрясся новым ужасом. Полутемная и пустая совсем зала была лишена окон и
дверей, а за его спиной около дымящихся жаровен с бурлящими на них котлами
и орудиями пытки стояла полуобнаженная стража и палачи, на потных мускулах
которых играли отблески вспыхивающих углей.
Изнемогая от ужаса, Бутурлин упал лицом на пол и заткнул уши, чтобы не
слышать старческий фальцет, объяснявший преимущества колесования над
поядением крысами.
Раздался звон председательского колокольчика. Грубые руки подняли
Федора и поставили на ноги. Ужасные судьи подписывали приговор.
Не понимая половины из медленно читаемых ему фраз, Бутурлин слушал,
что братство иллюминатов, рассмотрев значение содеянного им во время
преступного вторжения в обитель брата Якобия, постановляет - предать дух
Сенахериба - Децимия - Анания - Федора анафеме, а тело его в Федоровом
воплощении залить живым в бочку с воском и направить через Архангельск в
подвалы "Red Star" в Вульвиче, куда и впредь ставить бочки с завощенными в
них телами всех будущих его человеческих воплощений, давая им достигать не
выше семнадцатилетней грани жизненного пути.
С минуту Федор бился в исступлении в дюжих руках палачей, потом
почувствовал себя втиснутым внутрь бочки, на его плечи, шею, руки потекли,