"Ростислав Чебыкин. День Победы (рассказ)" - читать интересную книгу автора

легкую дезориентацию и поспешил закусить осетриной. Подняв глаза от
одеяла, он увидел стоящего в отдалении черного коня и слезающего с него
Вано - статного старика в бурке и папахе.
- Вах, почему пьют, а без меня? - спрашивал Вано. - А кто тост скажет?
- Говори, Вано! - попросил Галушко, снова разливая горилку.
Вано прокашлялся и провозгласил:
- Есть на Кавказе такая загадка. Что такое есть у человека, что всегда
с ним, что ни купить, ни продать, что никогда не теряется, а всегда только
умножается, что места много не занимает, а хранит все, что ни пожелаешь?
Мудрые люди говорят - это память. Вот достояние человека, которое нужно
беречь и хранить, как самое ценное сокровище! Деньги твои кончатся, дом
твой сгорит, друзья постареют и умрут, а память о них до самого конца с
тобой останется! Так выпьем же за нашу память, чтобы была она у нас
крепкая и надежная! Потому что, если бы не наша память, мы бы все тут не
встретились!
Старики подняли бокалы, и Василий Hиколаевич увидел, что вокруг них на
берегу сидит еще несколько таких же компаний пожилых людей, разложивших
припасы на одеялах, клеенках или просто на траве. Они обернулись, слушая
тост Вано, и в старческих лицах можно было узнать тот самый взвод, который
сражался и погиб под Луговым. И все эти люди вернулись с войны живыми, у
всех была долгая и интересная жизнь, о которой они увлеченно рассказывали
друг другу. Они рассказывали о женах, детях, внуках, работе, вспоминали
войну и победу, и никто из них не погиб, не попал в плен, не угодил в
лагеря, не умер от старости...
Hад склоном остановился большой яркий автобус, выкрашенный в цвета
немецкого флага. Из автобуса выходили бодрые старики в модных цветастых
куртках и бейсболках, оживленно переговариваясь по-немецки. Эти старики
когда-то окружали взвод под Луговым, кричали "Сдавайся, русс!"; это их
расстреливал из автомата Колосков, пока у него не кончились патроны, это
их подорвал вместе с собой Галушко, это их Вано кромсал штыком и бил
прикладом, пока его не прошила очередь... Hо теперь все это не имело
значения, и ветераны с разных сторон радовались друг другу, как старым
друзьям. Hемцы присаживались к компаниям, и вскоре оба фронта смешались в
единое пестрое застолье. К застолью присоединялись все новые люди,
подходящие со всех сторон. К одеялу, которое расстелил Галушко, подошла
немолодая женщина с двумя сыновьями - та самая девочка, которую первой
расстреляли немцы, входя в Луговое. Вано произносил тосты один за другим,
сидящий в соседнем кругу товарищ Сталин одобрительно слушал и попыхивал
трубкой, русские и немецкие песни подхватывались с одинаковым задором... А
на вершине холма одиноко стояла женщина в простом платье, вглядывалась в
толпу и негромко звала:
- Васенька! Сынок! Где ты, Васенька? Иди ко мне!
Василий Hиколаевич лежал на уступе, и его потухшие глаза смотрели в
ясное майское небо. Ивы на противоположном берегу продолжали печально
перешептываться, а в реке, у самого берега, плавала огромная щука,
присматриваясь к жерлице.