"Джон Чивер. Перси" - читать интересную книгу автора

перламутр. Сразу видно, что на солнце мигом обгорит. Мы побеседовали, я
приволок сосисок и тоника, а потом пригласил Донну-Мэй прогуляться по
пляжу, и мне было ужасно весело. А к вечеру предложил отвезти их домой -
на пляж-то они приехали автобусом, - и они сказали, что будут очень рады,
если только я пообещаю у них поужинать. Живут они вроде как в трущобах, он
работает маляром. Их дом стоит на задах у другого дома. Миссис Гиршман
сказала: пока она, мол, готовит, ужин, может быть, я помогу Донне-Мэй
освежиться под душем? Это я очень ясно помню, потому что тут-то я в нее и
влюбился. Она опять надела купальный костюм, и я тоже, и я очень осторожно
стал поливать ее из шланга. Она, понятно, повизгивала, потому что вода
была холодная, а на улице уже темнело, и в соседнем доме кто-то играл
прелюдию Шопена опус 28 до-диез минор. Рояль был расстроенный, пианист
никудышный, но музыка, и шланг, и Донна-Мэй с перламутровой кожей и
золотыми волосами, и запахи ужина из кухни, и сумерки - это было как в
раю. Я с ними поужинал и уехал домой, а на следующий вечер повел Донну-Май
в кино. Ужинал у них и еще раз, а когда рассказал миссис Гиршман, что мать
у меня в отъезде, а с отцом я почти не вижусь, она сказала, что у них есть
лишняя комната и почему бы мне не пожить в ней. И на следующий вечер я
взял с собой кое-что из одежки и въехал в их лишнюю комнату. Так с тех пор
там и живу.
Навряд ли Перси, вернувшись из Европы, написала моей матери письмо, да
если бы и написала, письмо наверняка было бы уничтожено: в нашей семье
прямо-таки ненавидели хранить что-нибудь на память. Письма, снимки,
дипломы - все, связанное с прошлым, сразу отправляли в камин. Думается,
причиной тому была не забота о порядке в доме, как они уверяли, а страх
смерти. Им казалось, что оглянуться на прошлое - значит умереть, и они не
желали оставлять после себя никаких следов. Итак, письма не было, но если
бы оно было написано, то текст его, в свете того, что мне стало известно,
был бы примерно такой:

"Милая Полли!
Лоуэл встретил меня на пристани в четверг. В Риме я купила ему автограф
Бетховена, но еще не успела ему подарить, когда он вдруг объявил, что
помолвлен. Средств для женитьбы у него, конечно, нет. Когда я спросила,
как он намерен содержать семью, он сказал, что работает на каком-то заводе
электрических инструментов. Когда я спросила, а как же музыка, сказал, что
будет упражняться по вечерам, чтобы не разучиться. Я не хочу портить ему
жизнь и хочу, чтобы он был счастлив, но не могу забыть, сколько денег было
вложено в его музыкальное образование. Я так предвкушала возвращение домой
и очень расстроилась: только сошла с парохода - и такой сюрприз. И еще он
мне сказал, что уже не живет с отцом и со мной. Он живет у родителей своей
невесты.
Я была очень занята разборкой, мне пришлось несколько раз съездить в
Бостон договориться о работе, так что принять его невесту у себя я смогла
только недели через две по приезде. Я пригласила ее к чаю. Лоуэл попросил
меня не курить при ней сигары, и я согласилась. Я понимаю его чувства -
его очень смущает то, что он называет моими "богемными замашками", - и мне
хотелось произвести хорошее впечатление. Они явились в четыре часа. Зовут
ее Донна-Мэй Гиршман. Ее родители - иммигранты из Германии. Ей двадцать
один год, работает счетоводом в каком-то страховом обществе. Голос у нее