"Антон Павлович Чехов. Невеста" - читать интересную книгу автора

было, как там спешили, как стучали ножами, как хлопали дверью на блоке;
пахло жареной индейкой и маринованными вишнями. И почему-то казалось, что
так теперь будет всю жизнь, без перемены, без конца!
Вот кто-то вышел из дома и остановился на крыльце: это Александр
Тимофеич, или, попросту, Саша, гость, приехавший из Москвы дней десять
назад. Когда-то давно к бабушке хаживала за подаяньем ее дальняя
родственница, Марья Петровна, обедневшая дворянка-вдова, маленькая,
худенькая, больная. У нее был сын Саша.
Почему-то про него говорили, что он прекрасный художник, и, когда у
него умерла мать, бабушка, ради спасения души, отправила его в Москву в
Комиссаровское училище; года через два перешел он в училище живописи,
пробыл здесь чуть ли не пятнадцать лет и кончил по архитектурному
отделению, с грехом пополам, но архитектурой все-таки не занимался, а
служил в одной из московских литографий.
Почти каждое лето приезжал он, обыкновенно очень больной, к бабушке,
чтобы отдохнуть и поправиться.
На нем был теперь застегнутый сюртук и поношенные парусиновые брюки,
стоптанные внизу. И сорочка была неглаженая, и весь он имел какой-то
несвежий вид. Очень худой, с большими глазами, с длинными худыми пальцами,
бородатый, темный и все-таки красивый. К Шуминым он привык, как к родным,
и у них чувствовал себя, как дома. И комната, в которой он жил здесь,
называлась уже давно Сашиной комнатой.
Стоя на крыльце, он увидел Надю и пошел к ней.
- Хорошо у вас здесь, - сказал он.
- Конечно, хорошо. Вам бы здесь до осени пожить.
- Да, должно, так придется. Пожалуй, до сентября у вас тут проживу.
Он засмеялся без причины и сел рядом.
- А я вот сижу и смотрю отсюда на маму, - сказала Надя. - Она кажется
отсюда такой молодой! У моей мамы, конечно, есть слабости, - добавила она,
помолчав, - но все же она необыкновенная женщина.
- Да, хорошая... - согласился Саша. - Ваша мама по-своему, конечно, и
очень добрая и милая женщина, но... как вам сказать? Сегодня утром рано
зашел я к вам в кухню, а там четыре прислуги спят прямо на полу, кроватей
нет, вместо постелей лохмотья, вонь, клопы, тараканы... То же самое, что
было двадцать лет назад, никакой перемены. Ну, бабушка, бог с ней, на то
она и бабушка; а ведь мама небось по-французски говорит, в спектаклях
участвует. Можно бы, кажется, понимать.
Когда Саша говорил, то вытягивал перед слушателем два длинных, тощих
пальца.
- Мне все здесь как-то дико с непривычки, - продолжал он. - Чёрт знает,
никто ничего не делает. Мамаша целый день только гуляет, как герцогиня
какая-нибудь, бабушка тоже ничего не делает, вы - тоже. И жених, Андрей
Андреич, тоже ничего не делает.
Надя слышала это и в прошлом году, и, кажется, в позапрошлом, и знала,
что Саша иначе рассуждать не может, и это прежде смешило ее, теперь же
почему-то ей стало досадно.
- Всё это старо и давно надоело, - сказала она и встала. - Вы бы
придумали что-нибудь поновее.
Он засмеялся и тоже встал, и оба пошли к дому. Она, высокая, красивая,
стройная, казалась теперь рядом с ним очень здоровой и нарядной; она