"Антон Павлович Чехов. В рождественскую ночь" - читать интересную книгу автора

- Да ведь Евсей мой, Евсей! Один он у меня, Денисушка!
- Божья воля! Ежели ему не суждено, скажем, в море помереть, так пущай
море хоть сто раз ломает, а он живой останется. А коли, мать моя, суждено
ему в нынешний раз смерть принять, так не нам судить. Не плачь, старуха!
Не один Евсей в море! Там и барин Андрей Петрович. Там и Федька, и Кузьма,
и Тарасенков Алешка.
- А они живы, Денисушка? - спросила Наталья Сергеевна дрожащим голосом.
- А кто ж их знает, барыня! Ежели вчерась и третьего дня их не занесло
метелью, то, стало быть, живы. Море ежели не взломает, то и вовсе живы
будут.
Ишь ведь, какой ветер. Словно нанялся, бог с ним!
- Кто-то идет по льду! - сказала вдруг молодая женщина неестественно
хриплым голосом, словно с испугом, сделав шаг назад.
Денис прищурил глаза и прислушался.
- Нет, барыня, никто нейдет, - сказал он. - Это в лодке дурачок Петруша
сидит и веслами двигает. Петруша! - крикнул Денис. - Сидишь?
- Сижу, дед! - послышался слабый, больной голос.
- Больно?
- Больно, дед! Силы моей нету!
На берегу, у самого льда стояла лодка. В лодке на самом дне ее сидел
высокий парень с безобразно длинными руками и ногами. Это был дурачок
Петруша. Стиснув зубы и дрожа всем телом, он глядел в темную даль и тоже
старался разглядеть что-то. Чего-то и он ждал от моря. Длинные руки его
держались за весла, а левая нога была подогнута под туловище.
- Болеет наш дурачок! - сказал Денис, подходя к лодке. - Нога у него
болит, у сердешного. И рассудок парень потерял от боли. Ты бы, Петруша, в
тепло пошел!
Здесь еще хуже простудишься...
Петруша молчал. Он дрожал и морщился от боли. Болело левое бедро,
задняя сторона его, в том именно месте, где проходит нерв.
- Поди, Петруша! - сказал Денис мягким, отеческим голосом. - Приляг на
печку, а бог даст, к утрене и уймется нога!
- Чую! - пробормотал Петруша, разжав челюсти.
- Что ты чуешь, дурачок?
- Лед взломало.
- Откуда ты чуешь?
- Шум такой слышу. Один шум от ветра, другой от воды. И ветер другой
стал:
помягче. Верст за десять отседа уж ломает.
Старик прислушался. Он долго слушал, но в общем гуле не понял ничего,
кроме воя ветра и ровного шума от дождя.
Прошло полчаса в ожидании и молчании. Ветер делал свое дело. Он
становился всё злее и злее и, казалось, решил во что бы то ни стало
взломать лед и отнять у старухи сына Евсея, а у бледной женщины мужа.
Дождь между тем становился всё слабей и слабей. Скоро он стал так редок,
что можно уже было различить в темноте человеческие фигуры, силуэт лодки и
белизну снега. Сквозь вой ветра можно было расслышать звон. Это звонили
наверху, в рыбачьей деревушке, на ветхой колокольне. Люди, застигнутые в
море метелью, а потом дождем, должны были ехать на этот звон, - соломинка,
за которую хватается утопающий.