"Антон Павлович Чехов. Тайный советник" - читать интересную книгу автора

его за "гордость", но преклонялась пред его умом.
Гостя недолго ждали. В начале мая на двух возах прибыли со станции
большие чемоданы. Эти чемоданы глядели так величественно, что, снимая их с
возов, кучера машинально поснимали шапки.
"Должно быть, - подумал я, - в этих сундуках мундиры и порох..."
Почему порох? Вероятно, понятие о генеральстве в моей голове было тесно
связано с пушками и порохом.
Утром десятого мая, когда я проснулся, нянька шёпотом объявила мне, что
"приехали дяденька". Я быстро оделся и, кое-как умывшись, не молясь богу,
полетел из спальной. В сенях я наткнулся на высокого, плотного господина,
с фешенебельными бакенами и в франтовском пальто. Помертвев от священного
ужаса, я подошел к нему и, припоминая составленный матушкою церемониал,
шаркнул перед ним ножкой, низко поклонился и потянулся к ручке, но
господин не дал мне поцеловать руку и объявил, что он не дядя, а только
дядин камердинер Петр. Вид этого Петра, одетого гораздо богаче, чем я и
Победимский, поверг меня в крайнее изумление, не оставляющее меня, говоря
по правде, и до сегодня: неужели такие солидные, почтенные люди, с умными
и строгими лицами, могут быть лакеями? И ради чего?
Петр сказал мне, что дядя с матушкой в саду. Я бросился в сад.
Природа, не знавшая истории рода Гундасовых и чина моего дядюшки,
чувствовала себя гораздо свободнее и развязнее, чем я. В саду происходила
возня, какая бывает только на ярмарках. Бесчисленные скворцы, рассекая
воздух и прыгая по аллеям, с криком и шумом гонялись за майскими жуками. В
сиреневых кустах, которые своими нежными пахучими цветами лезли прямо в
лицо, копошились воробьи.
Куда ни повернешься, отовсюду неслись пение иволги, писканье удода и
кобчика. В другое время я начал бы гоняться за стрекозами или бросать
камнями в ворона, который сидел на невысокой копне под осиной и
поворачивал в стороны свой тупой нос, теперь же было не до шалостей. У
меня билось сердце и холодело в животе: я готовился увидеть человека с
эполетами, обнаженной саблей и со страшными глазами!
Но представьте мое разочарование! Рядом с матушкой гулял по саду
тоненький, маленький франт в белой шёлковой паре и в белой фуражке.
Заложив руки в карманы, откинув назад голову, то и дело забегая вперед
матушки, он казался совсем молодым человеком. Во всей фигуре его было
столько движения и жизни, что предательскую старость я мог увидеть только
подойдя поближе сзади и взглянув на края фуражки, где серебрились коротко
остриженные волосы. Вместо солидности и генеральской тугоподвижности, я
увидел почти мальчишескую вертлявость; вместо воротника, прущего под уши,
- обыкновенный голубой галстук. Матушка и дядя гуляли по аллее и
беседовали. Я тихо подошел к ним сзади и стал ждать, когда кто-нибудь из
них оглянется.
- Какой у тебя здесь восторг, Кладя! - говорил дядя. - Как мило и
хорошо!
Знай я раньше, что у тебя здесь такая прелесть, ни за что бы в те годы
не ездил за границу.
Дядя быстро нагнулся и понюхал тюльпан. Что только ни попадалось ему на
глаза, всё возбуждало в нем восторг и любопытство, словно отродясь он не
видел сада и солнечного дня. Странный человек двигался как на пружинах и
болтал без умолку, не давая матушке сказать ни одного слова. Вдруг на