"Антон Павлович Чехов. Беда" - читать интересную книгу автора

Трещит, точно лопаться хочет. Нет, как хочешь, а я зайду в трактир
опохмелиться... Зайдем!
Приятели зашли в трактир...
- И как это я напился, не понимаю! - ужасался Путохин после второй
рюмки. - Года два в рот ни капли не брал, зарок жене дал перед образом...
смеялся над пьяницами, и вдруг - всё к чёрту! Ни места, ни покоя! Ужасно!
Он покрутил головой и продолжал:
- Иду домой, точно на смертную казнь... Не жалко мне ни часов, ни
денег, ни места... Я готов мириться со всеми этими потерями, с этой
головной болью, с нотацией начальства... но одно меня тревожит: как я с
женой встречусь? Что я скажу ей? Пять ночей дома не ночевал, всё пропил и
отставку получил... Что я могу сказать ей?
- Ничего, побранится и перестанет!..
- Я должен показаться ей теперь отвратительным, жалким... Она не
выносит пьяных людей, и, по ее мнению, всякий кутящий подл... И она
права... Разве не подло пропивать кусок хлеба, прокучивать место, как я
это сделал?
Путохин выпил рюмку, закусил соленой белужиной и задумался.
- Завтра, значит, придется шагать в ссудную кассу... - сказал он после
некоторого молчания. - Места скоро не найдешь, стало быть, голодуха
препожалует к нам во всем своем величии... А женщины, братец ты мой, всё
могут простить тебе - и пьяную рожу, и измену, и побои, и старость, но не
простят они тебе бедности.
В их глазах бедность хуже всякого порока. Раз моя Маша привыкла
ежедневно обедать, то хоть украдь, а подавай ей обед. "Без обеда, скажет,
нельзя; не так мне есть хочется, как от прислуги совестно". Да, брат... Я
этих баб прекрасно изучил... Пятидневное беспутство простится мне, но
голодуха не прощается.
- Да, головомойка будет важная... - вздохнул Федор Елисеич. - Она
рассуждать не будет... Ей нет дела до того, что я сознаю свою вину, что я
глубоко несчастлив... Какое ей дело? Женщинам нет до этого дела, особливо
если они заинтересованы... Человек страдает, задыхается от стыда, рад пулю
пустить себе в лоб, но он виноват, он согрешил, и его бичевать нужно... И
хоть бы она хорошо выбранилась или побила, но нет, она встретит тебя
равнодушно, молча, неделю целую будет казнить тебя презрительным
молчанием, язвить, донимать жалкими словами... Можешь себе представить эту
инквизицию.
- А ты прощения попроси! - посоветовал сослуживец.
- Напрасный труд... На то она и добродетельна, чтоб не прощать грешных.
Идя из трактира домой, Николай Максимыч придумывал фразы, какими он
ответит жене. Он воображал себе бледное, негодующее лицо, заплаканные
глаза, поток язвительных фраз, и его душу наполняло малодушное чувство
страха, знакомое школьникам.
"Э, плевать! - решил он, дернув у своей двери за звонок. - Что будет,
то будет! Коли невыносимо станет, уйду. Выскажу ей всё и уйду куда глаза
глядят".
Когда он вошел к себе, жена Маша стояла в передней и вопросительно
глядела на него.
"Пусть она начинает", - подумал он, взглянув на ее бледное лицо и
нерешительно снимая калоши.