"Светлана Чехонадская. Смерть мелким шрифтом" - читать интересную книгу автора

просто не приглашаю гостей!
- Они жили на зарплату? Или продавали что-то, оставшееся от отца?
- Гараж продали несколько лет назад.
- А драгоценности какие-нибудь?
- Меня про драгоценности уже спрашивали. И я все рассказал.
- Вас и про приезд в Лазурное спрашивали, - снова напомнил Ивакин. - И
вы, вроде, тоже все рассказали.
- У них не было фамильных драгоценностей. Украшение, которое пропало в
день ее смерти, было не особенно ценным, я в этом уверен. Кстати, года
четыре назад Маринина мать, действительно, продала свои золотые часики. Вот
они были дорогими. А это украшение... Марина его страшно любила, считала
своим талисманом. Она часто повторяла: "Хоть и дешевое, а для меня дороже
любых бриллиантов. Оно мне удачу приносит".
- Хозяйке дома в Лазурном она сказала, что это бриллиант.
- О, она любила хвастаться. Особенно перед незнакомыми перья
распускала. Перед хозяйкой в Лазурном это, наверное, получалось. А здесь в
Москве - не очень.
Особенно если при этом кормить людей супом из пакетика.
Ивакин махнул рукой, показывая, что разговор о супах пора кончать.
- В нашем предыдущем разговоре, Миша, вы сказали, что ее дача -
развалюха. Это не так, оказывается?
- Я по-другому выразился. Марина не хотела там отдыхать, потому что
считала свой дом развалюхой. На самом деле этот дом стоит бешеных денег.
Даже если, предположим, она не хотела продавать его, то вполне могла сдать
за очень приличную сумму. На суп нормальный хватило бы. Я ее постоянно
уговаривал сделать это и не только из-за денег. Ведь любой дом без присмотра
рушится. Там половина елей прошлым летом погибла. Жалко, понимаете? Но она,
знаете, что мне отвечала? Что никому эта развалюха не нужна. Я говорил:
нужна! Хочешь, найду клиентов? Тут и начинался ее любимый спектакль. Он
назывался "Благородная герцогиня смеется над расчетливым буржуа".
- Этот спектакль еще называется "Вишневый сад", - улыбнулся Ивакин.
- Да... Она говорила: "Ты же не новый русский! Неужели не видишь, как
красиво стареет мой дом?"
- У нее был вкус, - немного удивленно сказал Ивакин.
- Вкус? - Миша покачал головой. - Если бы вы хоть раз увидели, как она
одевается, то больше о ее вкусе не вспоминали бы. У нее была лень! И еще
пассивность, невероятная пассивность, для оправдания которой она и
придумывала все свои спектакли. Ее мать умерла от рака желудка. В старой,
облупленной квартире, кушая супы из пакетика. Это смерть с большим вкусом,
ничего не скажешь. И так было во всем. Для оправдания собственного эгоизма в
отношениях с мужчинами придумывались корыстные побуждения соискателя, для
оправдания неудачной карьеры - тупость коллег. И так далее.
- Вы не очень-то любили ее, - заметил Ивакин.
- Да нет, любил по-своему. Но и недостатки ее очень хорошо видел.
Может, они меня потому так и раздражали, что я не мог относиться к ней
совсем равнодушно.
- Итак, ее журналистская карьера не складывалась. Вдруг все изменилось.
Почему?
Миша помолчал, словно вопрос застал его врасплох.
- Ну, - неуверенно сказал он. - Вышла она на эту газету "Без цензуры".