"Вадим Чекунов. Шанхай. Любовь подонка" - читать интересную книгу автора

плаща, не оборачиваясь, возвращает руку на место.
Сворачиваем на Хлебозаводский. Показываю, где тормознуть.
Расплачиваюсь.
- Бари гишер! - говорит мне армянин.
- Луйс бари! - отвечаю. - Спокойной ночи.
Пока я вожусь с домофоном, Инна, глядя вслед отъезжающей "шестерке",
хмыкает:
- Ты бы лучше китайский учил...
- Понимаешь, не было у нас в части китайцев. Ары были, азера были, даги
были. А китайцы - нет. Еще скучно было, времени много. Зато когда я на тебе
женился - скучать больше не пришлось.
Ее лицо каменеет.
- Ты что этим сказать хочешь?
Открываю дверь:
- "Велкам" хочу сказать. Добро пожаловать. Кстати, по-китайски -
"хуаньин-гуаньин!" будет.
- Ты-то откуда знаешь?
- У меня группа китайская сейчас. Научили.
В лифте едем молча.
Дверь моей квартиры самая обычная, деревяшка. Бабушка умерла весной,
летом квартира пустовала, сейчас вот я переехал.
Инна разглядывает интерьер.
- Ну, если сделаешь ремонт... Хотя, зная тебя...
- Проходи, можешь не разуваться. Тапок все равно нет. Вон туда, в
большую комнату.
...Ремонт? Какой, в жопу, ремонт...
Стягивая туфли, хмыкает:
- Да уж... Большая...
- Какая есть.
- Тапочки у тебя хоть имеются?
- Я ж говорил - можешь так... Или возьми мои, я в носках.
Не о том, не о том говорим. Какие, на хер, тапочки...
- Ты проходи, я чайник поставлю.
Кухня засрана до предела.
Голая лампочка. Мертвый блеск пустых бутылок - предательской шеренгой,
вдоль стены.
Мусорное ведро у плиты - опрокинутое, с вывалившимися упаковками из-под
"доширака", консервными банками и пакетами -словно проблевалось.
Холодильник "ЗиЛ" с автомобильной ручкой, потянуть и нажать, чтобы
открыть дверцу. Отец говорил как-то, что этот агрегат покупали еще до полета
Гагарина, лет сорок назад. И ведь работает до сих пор.
Внутри - кастрюля с серым комом овсянки недельной давности. В секции
для яиц - половина луковицы.
Вот и вся моя еда.
Врезалась женушка бывшая тоже в "зиловского" монстра, только на
колесах. Уверен, ничего ему, бедолаге, не сделалось. Помял он ее слегка,
даже не почувствовал ничего, наверное.
Это ей за меня, суке. Меня-то всего она изломала, ни один сервис не
возьмется: "Восстановлению не подлежит".
Умилительнее жалости к себе может быть только жалость к себе же,