"Клара Ченко "Кукуньки" [O]" - читать интересную книгу автора

"думка", плавно перетекающие в открытую паранойю, за которой скрывается не
благозвучно звучащее слово "стремак". О мой добрый гений Павел Васильевич,
сколько раз он спасал меня от разверзшегося впереди ужаса существования,
бытия, неизменно работающей с качеством швейцарских вечных часов
поговоркой "не грузись, не стремайся - покури постебайся" )), взмахивает
более чем куцыми крылами наша кукунька и пиши готово, башни своей вы назад
не дождетесь.
Вдобавок ко всему, кукунька стаскивает с почти совсем выпестанного, в
плане головокружений, наркомана его астральный oblique morale, манером
каким колбасные девчонки стягивают с себя ti-shot-ку, перед тем, как
отдаться в лапы и прихотливые нежности вам - DJ-ю, промоутеру, немного
поэту, несносного ума человеку, уму не постижимому и во всех оттенках
наилучшего колбасному.
Приглядываясь к этой странноватой породе, я долго не въезжал, зачем
птицам понадобилось умыкать у раскумаренного растамана, то, что по всей
очевидности ему было крайне безразлично в эту минуту, его никчемное
трансцендентное. Проходили дни, мелькали вторые понедельники, жизнь текла
своим чередом и где-то на закате зимы, я таки набрел на отгадку и этого
ребуса.
В тот день, кукунька, как самая затрапезная курица, мирно почивала в
гнезде, собранного ею за недели из хаоса интеллектуального хлама. Меж тем
сердце ее билось трепетно, временами, так и просто страстно. Перо
всхохлено, вычищено, как перед ментовским шмоном, нечто нервозное,
возбужденное угадывалось за видимой личиной спокойствия и повседневности.
Это было видно и на экране осциллографа, зябко спускающего синюшную
синусоиду затейливей предыдущей. Все тот же легкий на помине Леха
Легкоступов, широко открыл дверь лаборатории и вызывающе весело вдруг
рявкнул: " Кончай лапшу на уши вешать. Айда мырять!" Я вышел и простоял,
опершись о подоконник в рекреации не меньше десяти минут, незатейливо
пуская дым в глаза только что пришедшим к нам на практику молоденьким
курсисткам. Вернувшись на рабочее место, застал Джунду в состоянии,
пожалуй, что наивысшего возбуждения. Восклицания его приобрели самый, ни
на есть сладострастный характер, "пёр прёт так, как никогда не пёр", так
что мама дорогая, "сливай воду". Когда я глянул в зрачок осциллографа, все
мое ученое нутро словно подернулось. Подопытную мою кукуньку топтал
довольно призрачный самец, лишь сиреневый хохолок похотливо колебался на
его взъерошенном загривке.
Спустя пару недель, в нашем доме прибыло - пять разномастных яичек;
пятидажды гоготнула кукунька и пять раз сбивался я с ног, жутко парясь,
стараясь отцифровать не поддающийся модуляциям посвист. Hа протяжении
всего времени гнездовья, кукунька не отпускала далеко от себя астральную
сущность Джунды, придерживая на кротком поводке. И я бился силой разума о
трансцендентные путы, призвав на помощь и науку и чары колдовства, уповая
на фатум и хронос, прогнозы астрологов и семантику внутренней стороны
простертой ладони. И вот к каким выводам я пришел, прогуливаясь к вечеру
по тенистым аллеям парка, вдыхая грудью острый запах ольхи, терпкий ли
яблонь, растирая набрякшую соком почку на пальцах, собирая беспонтовые
мухоморы, торкало по настоящему от которых, только понаслышке: кукунька
держит человечий астрал, в качестве заложника. Ведь гнездо она выстроила,
более чем из сомнительной материи, интеллектуальный хлам так непрочен к