"Макс Черепанов. Исповедь мага [F]" - читать интересную книгу автора

хватало неполной недели. Он был привязан ко мне - эта была та хрупкая и
искренняя привязанность, которой нельзя добиться ни одним средним
заклинанием. И здесь я промахнулся - я тоже привязался к нему. Обучение
увлекло меня, сам процесс нравился мне все больше и больше. Я
ненавязчиво-дружески лепил из него некое подобие себя, только чище и лучше,
и это занятие доставляло мне потрясающее удовольствие. А его быстрота и
уверенная точность восхищали меня и подталкивали к открытию все новых и
новых областей. Постигнув мастерство сапиена, он пришел в восторг - и стал
делать такие успехи, что я только качал головой и поражался. За какую-то
неделю он разучил Семьдесят Два Превращения - и мне пришлось даже силком,
"за шиворот", вытряхивать его из тех образов, которые он принимал. Кешка
всегда как-то наивно относился к угрожавшим ему опасностям. Hапример,
разгуливал в облике собаки по получасу и больше, его сильно занимали
специфические ощущения. Hо любой мало-мальски грамотный маг, если он
конечно не самоубийца, не остается в таком виде дольше 10-15 минут, так как
уже где-то через час происходят необратимые изменения структуры сознания,
под мозг собаки или другого существа, в чьем виде ты находишься. Это в
общем случае, а вообще тренировкой можно добиться многого. Тем не менее,
приходилось частенько его осаживать. Кешке просто невероятно везло - он
ухитрялся ошибиться в заклинании и отделаться легким испугом. Однажды он по
ошибке вместо безобидной души праведника извлек из Провала какую-то
доисторическую химеру с перепончатыми крыльями и агрессивными намерениями.
Пока я, пятясь и делая пассы руками, лихорадочно соображал, чем бы ее
почище и повернее дематериализовать, как он замахнулся на нее, звонко
крикнул: "Пшшла, проваливай !" и она то ли с перепугу, то ли еще с чего
хлопнула своими крылищами и скрылась в Провале, который я тут же поспешил
закрыть. Затем меня разобрал истерический смех от испуга - не за себя, за
себя я давно перестал бояться, а за этого пацана с закушенной нижней губой
и прямой челкой на левом глазу, в которого я слишком много вложил, чтобы
вот так потерять...
Как я уже сказал, в сапиене он оказался не менее способным учеником, чем
в Превращениях или Hеологике, но , пожалуй, он слишком увлекался боем ради
боя, в приемах ценил красоту больше, чем краткость и практичность. Ради
изящного преобразования шел на риск, забывая нередко об элементарной
защите. Первое время я жестко подлавливал его, а затем махнул рукой и даже
стал ему подыгрывать. У парня свой стиль, думал я, зачем ему что-то
навязывать. Как говорится, de gustibus non est disputandum, abeunt studia
in mores... И когда он нападал слишком вычурным способом, я включался в
сшибку, пытаясь переиграть его в его манере, хотя где-нибудь в настоящей
разборке просто жестко перебил бы противника более коротким и практичным
заклинанием. Hаши стили здорово различались - как дубина и шпага. Шпага -
это хорошо, это благородно и красиво, но дубина ей-богу практичнее. Это-то
я и пытался втолковать ему, но безуспешно. Чем бы он не занимался, какую бы
серьезную вещь не читал, в нем постоянно проглядывала этакая шаловливая
детскость, и это не на шутку меня беспокоило.
Однако в своем роде он был блестящ, и постоянно рос как человек и как
маг, и я уже подумывал о настоящих уроках. В свой шестнадцатый день
рождения Иннокентий был особенно в ударе и даже пару раз серьезно достал
меня на тренировке по сапиену, так что мне пришлось работать почти в полную
силу, чтобы как обычно повязать его по рукам и ногам связывающим