"Дмитрий Черкасов. Сирены атакуют ("Подводный спецназ" #2) " - читать интересную книгу автора

Иногда у доктора возникало подозрение, что клиент караулит в вестибюле
или торчит где-то в сторонке, высчитывая среднее арифметическое. Доктор
специально выходил покурить, искал его глазами и... никогда клиента не
обнаруживал.
А клиент, словно вечный больной, традиционно являлся, доканывая доктора
стереотипным и бессмысленным вопросом: "Можно ли ему?.."
Эх, черт подери!!!
Фамилия пациента была Остапенко.
Она была прекрасно известна не только участковому терапевту, но и всей
поликлинике, начиная с главврача и заканчивая гардеробщицей. Рыхлый,
шарообразный дядюшка, которому не так давно перевалило за семьдесят, страдал
неисчислимым множеством недугов. Вылечить его было решительно невозможно.
Никто не мог ему помочь на протяжении десятилетий; Остапенко уже похоронил
трех участковых врачей, но продолжал ходить в поликлинику как на работу.
Нынешний доктор предчувствовал, что станет четвертым лекарем, которого
переживет неизлечимо больной Остапенко.
Никто не мог понять, что с ним такое. Никаких смертельных заболеваний у
этого бедняги не было, однако по совокупности его недуги способны были
свалить с ног слона. У Остапенко не было ни единого здорового органа -
сплошные воспаления, дистрофии, а вдобавок еще и мелкие нестрашные - зато
многочисленные - новообразования. Все это досаждало ему медленно,
хронически, назойливо. А кроме самого Остапенко - всем окружающим, кого
угораздило оказаться в орбите его интересов и жалоб.
Одно обнадеживало: вслед за Остапенко обычно уже никто не приходил. Как
правило, он оказывался последним, словно обрубал за собой все хвосты.
Доктор взглянул на часы: без двадцати девять вечера. Двадцать минут до
конца приема. Остапенко, конечно, урвет себе, как обычно, дополнительное
время, но после него клиентов уже не будет. Никто не заблудится в нехитром
поликлиническом лабиринте, никакая бабулька с чужого участка не попросит
слезно выписать ей рецепт на валокордин. Остапенко всегда оказывался жирной
точкой в конце рабочего дня. Вернее, многоточием и обещанием продолжения.
- Проходите, - обреченно пригласил доктор, стараясь говорить громче:
Остапенко плохо слышал.
Тот сразу же вошел, аккуратно притворив за собой дверь. Лицо его
казалось застывшей маской - следствие давнишнего атеросклероза.
Доктор мрачно воззрился на амбулаторную карту, которую Остапенко
прижимал к груди, как переношенного младенца. По своему весу карта явно
превосходила среднестатистического новорожденного. Она была невероятно
пухлой и ужасно истрепалась. "Новорожденный" был поистине вундеркиндом:
запомнить все, что хранилось в его уникальной памяти, любому взрослому явно
было не под силу.
На обложке значилось: "ЧДБ" - бесполезное предупреждение для
сотрудников. Тогда как непосвященные клиенты не придавали аббревиатуре
значения, люди знающие с ходу расшифровывали эту позорную надпись: Часто и
Длительно Болеющий. Хуже нее была только пометка "Потатор" - читай:
алкоголик.
В этом "ЧДБ" содержался обидный намек если не на симуляцию, то на
ипохондрию. Или на аггравацию - умышленное (или невольное) преувеличение
тяжести симптоматики. Практической разницы, впрочем, не было никакой. На
предмет ипохондрии Остапенко уже посылали к психиатру, в диспансер, и