"Николай Черкашин. Взрыв корабля " - читать интересную книгу автора

конца не успею. Ваши соплаватели уже собираются.

Корабельные артисты, исполнив свою незамысловатую программу, складывали
инструменты в футляры.
Назавтра по программе визита наши артиллерийские катера принимали
экскурсантов, и я предложил своему знакомому продолжить рассказ на борту
штабного судна, где я жил вместе с коллегами.
Иван Симеонович пришел с первой же группой экскурсантов. Он принес с
собой толстую кожаную папку, и мы устроились с разрешения дежурного по
кораблю за столиком в кают-компании. Из кожаной папки был извлечен фирменный
конторский бумагодержатель с блестящим пружинным зажимом. Все документы в
нем были пронумерованы и разложены с любовной аккуратностью завзятого
коллекционера. Он осторожно освободил один листок из-под зажима и положил
передо мной:
- Читайте. Это показание, данное комиссии в Бресте комендором
Медведевым. В день ухода "Пересвета" из Порт-Саида он стоял разводящим в
карауле, охранявшем зарядный и снарядный погреба носовой башни главного
калибра... Той самой, что взлетела на воздух. Это подлинник!
Последнее слово он произнес с той ликующей гордостью, с какой владелец
собрания картин представляет шедевр.
Я пробежал выцветшие строчки, выведенные непривычной к перу матросской
рукой. Смысл показания сводился вот к чему.
Стоя в карауле, комендор Медведев увидел, как мимо него по коридору
левого носового каземата артиллерийский квартирмейстер (Унтер-офицерский чин
на флоте (здесь и далее примеч. автора)) Пугачев пронес полированный
деревянный ящичек с ручкой на крышке. Медведев остановил его и спросил, что
и куда он несет.
- Не видишь, термограф несу, - ответил Пугачев. - Старший
артиллерийский офицер приказали в выгородку тринадцатого погреба снести.
Как выглядит термограф, прибор, записывающий колебания температуры в
зарядовых погребах, Медведев знал еще по артиллерийской школе в Кронштадте.
Но то, что держал в руках квартирмейстер, могло быть чем угодно, только не
термографом. Глухой ящик без сетки и стекла закрывался глухой крышкой так
же, как футляр швейной машинки. Крышка была заперта на замок.
Одна из фраз медведевского показания запомнилась мне буквально: "Я
приставил ухо к ящичку и услышал тиканье часового механизма". Услышать-то он
услышал и тут же засомневался - не померещилось ли? Да и кого подозревать?
Квартирмейстер Пугачев, свой в доску, никак не походил на вражеского агента.
Вызывать разводящего Медведев не стал, раз уж сам старший артиллерист
приказал - пусть несет. И Пугачев унес ящичек в выгородку тринадцатого
погреба, где хранились салютные патроны, набитые черным порохом,
фальшфейеры, ракеты и прочие огнеприпасы.
Артиллерийский квартирмейстер Пугачев утонул на месте гибели
"Пересвета". Во всяком случае, среди спасенных Медведев его не видел.
- Знаете, кто был старшим артиллеристом на "Пересвете"? Старший
лейтенант Ренштке. Из немцев. А вот еще один любопытный документ.
Собственноручная копия Кизеветтера с подлинника.
Странно было читать корявые матросские словеса, выписанные изящным
офицерским почерком. Показание матроса Акимова, данное им комиссии по
возвращении в Петроград: