"Николай Черкашин. Крик дельфина" - читать интересную книгу автора

Старшина-радист вставил в них микролампочки и соединил их через пьезоэлемент
с глубиномером. "Дрэгги" погружался, и глаза у дракона разгорались;
всплывал - медленно гасли. Интересно, как полыхнули его буркалы, когда
подводная лодка промахнула предельную глубину? Это случилось в позапрошлом
году на глубоководных испытаниях в Атлантике. Рэйфлинт находился на
обеспечивающем судне и держал в руке микрофон звукоподводной связи. На
глубине в двести сорок метров динамик сообщил голосом Кьера: "Нас слегка
обжало, но я своих женщин обнимаю крепче..." Магнитофоны бесстрастно
записали шутку на пленку. "Дрэгги" плавно приближался к трехсотметровой
отметке, когда динамик пискнул и в странном нарастающем шорохе Рэйфлинт едва
разобрал: "Небольшой дифферент на нос... Кажется, ничего страшного...
Если..."
Это были последние слова Кьера, последний сигнал "Дрэгги", если не
считать хлопка вроде лопнувшей лампочки, что услышали гидроакустики спустя
десять секунд после потери связи с лодкой.
Потом правительственная комиссия целый месяц изучала обрывок кьеровской
фразы, пытаясь выведать из нее тайну гибели ста двадцати человек и
стратегического атомохода. Но тайна эта покоилась на марганцевых плитах
пятикилометровой Канарской впадины. Ясно было одно, что титановый корпус
"Дрэгги" не выдержал сверхдавления. Но почему возник дифферент на нос,
почему корабль провалился за расчетную глубину - этого не успел узнать и сам
Кьер...
На всякий случай "Архелону", пребывавшему тогда в чертежах, срочно
усилили прочный корпус. Может быть, поэтому, за сходство с черепашьим
панцирем, ему и дали имя древней рептилии. Но не выбивать же на
геральдическом щите старую тортиллу?!
Коммодор еще раз окинул взглядом корабль. "Архелон" стоял у плавучего
пирса, и лобастая черная туша его сыто лоснилась под майским солнцем.
Могучим спинным плавником торчала черная рубка. Спереди она смотрелась куда
как зловеще. Два немигающих ока, насупленных к узкой переносице,
растопыренные рубочные рули придавали ей вид грозного языческого истукана,
приподнявшего куцые сильные крылья. Острый взгляд лобовых иллюминаторов
источал змеиный гипноз.
За спиной рубки, в длинном и плоском горбу убегали в два ряда, словно
пищики на фаготе, шестнадцать потайных люков. Двадцать четыре ракетные шахты
скрывали они от чужих глаз и забортной воды. Двадцать четыре бутылкообразные
ракеты ростом с добрую водонапорную башню таились в стальных колодцах. У
каждой из них был свой порядковый номер, но какой-то шутник из ракетчиков
написал на крышках названия столиц, чьи координаты были введены в
электронную память ракет. Рэйфлинт не отказал себе в мрачном удовольствии
прогуляться по уникальному кладбищу, где на круглых "надгробных плитах"
значились города-покойники. Конечно же, он приказал убрать надписи, дабы не
нарушать режим секретности. Но с тех пор шахты стали называть не по номерам,
а по столицам, подлежавшим уничтожению в первый же час войны.
В очертаниях "Архелона". если не считать рубочных рулей и вертикального
стабилизатора, не было ни одной прямой линии. Даже сварные швы разбегались
по корпусу прихотливо, как будто подчинялись игре природы, а не
технологической карте. Носовые цистерны были продуты до конца, поэтому
широкий лоб "Архелона" с титановым оскалом гидролокатора выходил из воды
высоко - по "ноздри" торпедных аппаратов. Гибрид бегемота, кита и тритона -