"Федор Чешко. Час прошлой веры" - читать интересную книгу автора

Свет... Кажется, или он меркнет, слабеет?
Кажется. Он ведь и не был ни ослепительным, ни яростным, он был слаб
и тускл, этот свет, набросившийся на неготовые к отпору глаза с
поспешностью злобного труса; напакостивший, но слишком немощный, чтобы
вредить всерьез. И вот уже можно приоткрыть захлебнувшиеся жгучей
краснотой веки. Приоткрыть, и не вскрикнуть от боли, и увидеть.
В слезах не было крови. Она была и есть в небе, кровь, ею заплывают
высокие тучи - медленные, бессильные, словно безнадежно израненные
покорные звери. А еще кровь расплывается бурым и алым в тяжелой, пугающе
недвижимой воде озера, которое впереди; и там же, в озере, смутно скользят
растерзанные туши туч. В их обреченном скольжении неуместно незыблемыми
кажутся низкий островок (черный холм в луже небесной крови), утвердившиеся
на нем причудливых, неясных еще очертаний столбы... Три столба - высокий,
тревожащий взгляд неестественной своей наклонностью, и два поменьше. Три
четких сгустка мрака на алом. И что-то еще есть там, между ними, - низкое,
бесформенное, скорее угадывающееся, чем видимое, пугающее смутно и
беспричинно. Лучше не смотреть туда, лучше смотреть под ноги, по
сторонам...
А под ногами - трава, упругая и густая. А по сторонам - пурпурные
стены плотно сдвинутых высоких щитов, а выше - лица. Вислоусые и бритые,
брадатые и гладкобородые, молодые и старые - разные. Но есть, есть в них
что-то братски роднящее. Глаза. Не цвет, - взгляд, в котором тревожное
ожидание и надежда. А выше, над лицами, - густой лес высоких копий. Таких
высоких, что мнится: это они, достав до низкого неба, искровянили его
острым железом.
Воинство. Многое множество, гулко звучащее выдохами, конскими
всхрапами, бранным лязгом, могучим гудом сдержанных голосов. Непомерное
чудище, копейной щетиной подпершее тучи, кровяной щелью раздвинувшее себя,
чтобы пропустить в последний путь одного.
Ведут. Сквозь многолюдие, где каждый теперь не вполне человек, потому
что все они - единое. К берегу озера торжественно и неспешно ведут двое.
Длинные рубахи сероватого полотна обвисают на их костлявых плечах;
перехваченные ремешками волосы сивы и скудны; белые прозрачные бороды
невесомо полощутся в порывах несильного ветра; немигающие глаза старчески
стекленеют в глубокой тени, копящейся под косматыми кочками бровей. Но
хватка жилистых длиннопалых рук не по-стариковски прочна, а обутые в
ношенную замшу ноги шагают твердо, размеренно. Ведут.
И плывут, плывут по сторонам стены щитов, и оттуда, из-за них,
нет-нет, да и бросит невидимая рука букет тусклых болотных цветов, и он,
мягко ударившись об Олегову грудь, осыпается под ноги путаницей вялых
хрустких стеблей. И плывут, плывут по сторонам лица - суровые неулыбчивые
лица воинов, пришедших Страшной Жертвой задобрить грозных своих богов для
удачи в скором набеге. Набег... В чьи земли? Каким племенам ждать к себе
эту железную рать? Или не племенам, а временам? Не нашим ли? Нелепая,
дикая мысль, прочь, прочь!
Что будет дальше? Берег. У берега - челн, узкий и низкий. Лишь ступив
на зализанный озерными волнами серый сырой песок, Олег понял, почему так
четко ощущалась упругость и колкость травы, почему вздохи людей и ветра
воспринимались не одним только слухом. Он бос и гол, лишь на голове
чувствуется смутной тяжестью... что? И озеро услужливо подсказывает