"Гилберт Кийт Честертон. Парадоксы мистера Понда" - читать интересную книгу автора

уходивших, надо полагать, на то, чтобы переварить неуместную просьбу
собеседника, недоумевавшего, что же мистер Понд имел в виду.
Однажды он мирно беседовал с сэром Хьюбертом Уоттоном, известным
дипломатом. Сидели они у нас в саду под ярким полосатым навесом и смотрели
на тот самый пруд, с которым в моем извращенном воображении ассоциировался
мистер Понд. Разговор зашел о бескрайней болотистой равнине, протянувшейся
через Померанию, Польшу и Россию чуть ли не до самой Сибири, то есть о той
части света, которую оба собеседника, в отличие от большинства
западноевропейцев, хорошо знали. И тут мистер Понд припомнил, что там, где
разливаются реки и места особенно топкие, по высокой, крутой насыпи
проложена прямая, достаточно широкая для пешеходов дорога, на которой,
однако, с трудом могли разъехаться два всадника. Такова предыстория.
Случилось это в те недавние времена, когда кавалерия была в гораздо большем
почете, чем теперь, хотя кавалеристы уже тогда чаще ездили с донесениями,
чем скакали в атаку.
Шла война, одна из тех многочисленных войн, что совершенно опустошили
эти края, - насколько вообще можно опустошить пустыню. Польша, как вы
догадываетесь, находилась под гнетом Пруссии... а впрочем, все эти
политические подробности и рассуждения о правых и виноватых в данном случае
значения не имеют. Скажем лишь, что мистер Понд предложил собравшимся
загадку.
- Вы, должно быть, помните, - начал он, - какой скандал разразился в
связи с Павлом Петровским, краковским стихотворцем, который совершил два
довольно опрометчивых для своего времени поступка: переехал из Кракова в
Познань и попытался совмещать поэзию и политику. В
Познани, где поэт тогда жил, стояли пруссаки, поскольку город
находился на восточном конце той самой дороги и прусское командование сочло
необходимым захватить столь важный плацдарм. А на западном ее конце
разместился штаб прусской армии, осуществившей операцию по захвату города.
Командовал войсками легендарный маршал фон Грок, а ближе всего к дороге
стояли любимые белые гусары - полк, которым в свое время командовал он сам.
В полку, понятное дело, царил образцовый порядок, сверкали белые, с
иголочки, мундиры, огненно-красные ленты через плечо: в то время ведь еще
не принято было одевать солдат всех армий мира в одинаковые грязно-серые
гимнастерки.
Вообще мне иногда кажется, что геральдика лучше нынешней мимикрии,
позаимствованной у обожаемых нами хамелеонов и жуков из учебников по
естественной истории. Как бы то ни было, у этого образцового кавалерийского
полка сохранилась своя униформа, что, забегая вперед, явилось одной из
причин неудачи маршала. Однако дело было не только в униформе, но и в
проформе. План маршала не удался из-за образцовой дисциплины в полку.
Оттого что солдаты Грока скрупулезно выполняли его приказы, он не смог
добиться того, чего хотел.
- В ваших словах заложен парадокс, - со вздохом заметил Уоттон. - Не
спорю, это остроумно и все такое прочее, но на самом-то деле это же сущий
вздор. Да, я знаю, принято думать, будто немцы придают излишне большое
значение армейской дисциплине. Но согласитесь, какая же армия без
дисциплины?!
- Но я же не говорю о том, что принято думать, - с грустью возразил
Понд. - Я имею в виду совершенно конкретный случай. Грок потерпел фиаско