"Гилберт Кийт Честертон. Парадоксы мистера Понда" - читать интересную книгу автораизвестной почтительности, дело передали седовласому и мудрому врачу,
который прожил долгую жизнь, полную добрых дел. Одним из многих способов, которыми д-р Кэмпбелл словно бы возникал из старинного и, возможно, более достойного мира, была его речь - он говорил не только с шотландским акцентом, но просто по-шотландски. - Что ж, вы будете вопрошать, кто прикончил Джеми Хаггиса? А я вам скажу, что не дал бы и полпенни, дабы узнать, кто его зарезал. Да и знал бы - не сказал! Вне всяких сомнений, дело швах, когда друзья и благодетели бедного человечества живут в безвестности, никто их не чтит. Подобно каменщикам, что выстроили большой собор, и великим поэтам, посвятившим баллады Оттерберну и сэру Патрику Спенсу, человек, отважившийся на это благое дело - убить Джеми Хаггиса, - в мире сем никогда не возымеет чести; возможно даже, его будут притеснять. Посему вам не выпытать моего мнения, если не считать, что я давно искал человека, столь благоразумного и преданного обществу. Тут последовала одна из тех немых сцен, когда люди не знают, ответить ли смехом на явный и умышленный юмор; но, пока они собирались, юный Ангус, не сводя глаз со своего почтенного наставника, заговорил со всей студенческой пылкостью: - Вы же не скажете, д-р Кэмпбелл, что убийство праведно потому, что те или иные дела или мнения убитого человека были неправедны? - Скажу, если они достаточно неправедны, - ласково отвечал благодушный д-р Кэмпбелл. - В конце концов, у нас нет никакого критерия добра и зла. Salus populi suprema lex {Благо народа - высший закон (лат.)}. - Не могут ли десять заповедей быть критерием? - спросил молодой его головой, словно затвердевшее пламя. Седовласый святой от социологии глядел на него с благодушной улыбкой; но глаза его странно заблестели, когда он отвечал: - Конечно, десять заповедей - это критерий. То, что врачи теперь именуют "проверкой умственных способностей". Была ли то случайность, или же серьезность предмета несколько пробудила интуицию леди Гленорчи, но именно на этих словах ее что-то осенило. - Что ж, если д-р Кэмпбелл нам ничего не скажет, я думаю, мы должны остаться каждый при своем подозрении, - произнесла она. - Не знаю, любите ли вы курить за обедом, а у меня это вошло в обычай. На этом пункте своего повествования м-р Понд откинулся на стуле с большим нетерпением, нежели позволял себе обычно. - Разумеется, они это делают, - сказал он взволнованно. - Они в восторге и думают, что очень тактичны, когда они делают это. - Кто и что делает? - спросил Уоттон. - Что вы такое говорите?! - Я говорю о хозяйках, - ответил Понд, явственно страдая. - О добрых хозяйках, по-настоящему умелых хозяйках. Они вмешиваются в беседу, чувствуя, что можно ее прервать. Хорошая хозяйка, по определению, та, что заставит двоих гостей общаться, когда они к этому не расположены, и разлучить их, как только они начнут входить во вкус. Но иногда они причиняют самый ужасный вред. Понимаете, они останавливают разговор, который не стоит того, чтобы начинать его сызнова. А это ведь не лучше, чем убийство! |
|
|