"Гилберт Кит Честертон. Мудрость отца Брауна (рассказы) ("О Брауне") " - читать интересную книгу автора

- Сильно изменилась, - перебил ученый. - Кажется, в нашей гостье не так
уж много кельтского. Сейчас я свободен. Надену-ка я шляпу и пойду с вами в
город.
Несколько минут спустя они достигли мрачного устья нужной им улицы.
Девушка ступала твердо и неутомимо, как горцы; ученый двигался мягко, но
ловко, как леопард; священник семенил бодрой рысцой, не претендуя на
изящество. Эта часть города в какой-то мере оправдывала рассуждения о
навевающей печаль среде. Дома тянулись вдоль берега прерывистым, неровным
рядом; сгущались ранние, мрачные сумерки; море, лиловое, как чернила, шумело
довольно грозно. В жалком садике, спускавшемся к берегу, стояли черные,
голые деревья, словно черти вскинули лапы от удивления. Навстречу бежала
хозяйка, взметнув к небу худые руки; ее суровое лицо было темным в тени, и
сама она чем-то походила на черта. Доктор и священник слушали, кивая, как
она сообщает уже известные им вещи, прибавляя жуткие детали и требуя
отмщения незнакомцу за то, что он убил, и жильцу - за то, что он убит, и за
то, что он сватался к дочери, и за то, что так и не дожил до свадьбы. Потом
по узким коридорам они дошли до запертой двери, и доктор ловко, как старый
сыщик, выломал ее плечом.
В комнате было тихо и страшно. Первый же взгляд неоспоримо доказывал,
что тут отчаянно боролись по меньшей мере два человека. На столике и на полу
валялись карты, словно кто-то внезапно прервал игру. Два стакана стояли на
столике - вино налить не успели, - а третий звездой осколков сверкал на
ковре. Неподалеку от него лежал длинный нож, верней - короткая шпага с
причудливой, узорной рукоятью; на матовое лезвие падал серый свет из окна,
за которым чернели деревья на свинцовом фоне моря. В другом углу поблескивал
цилиндр, должно быть, сбитый с головы; и казалось, что он еще катится. В
третий же угол небрежно, как куль картошки, кинули Джеймса Тодхантера,
обвязав его, однако, словно багаж, и заткнув шарфом рот, и скрутив руки и
ноги. Темные его глаза бегали по сторонам.
Доктор Орион Гуд постоял у порога, глядя туда, где все беззвучно
говорило о насилии. Потом, быстро ступая по ковру, он пересек комнату,
поднял цилиндр и, глядя очень серьезно, примерил его связанному Тодхантеру.
Цилиндр был так велик, что закрыл едва не все лицо.
- Шляпа мистера Кана, - сказал ученый, разглядывая подкладку в лупу. -
Почему же шляпа здесь, а владельца нет? Кан не грешит небрежностью в одежде,
цилиндр - очень модный, хотя и не новый, его часто чистят. По-видимому,
Кан - старый денди.
- О Господи! - выкрикнула Мэгги. - Вы б лучше его развязали.
- Я намеренно говорю "старый", - продолжал Гуд, - хотя, быть может,
доводы мои немного натянуты. Волосы выпадают у людей по-разному, но все же
выпадают, и я бы различил через лупу мелкие волоски. Их нет. Потому я и
считаю, что мистер Кан - лысый. Сопоставим это с высоким, резким голосом,
который так живо описала мисс Макнэб (потерпите, мой друг, потерпите!),
сопоставим лысый череп с истинно старческой сварливостью - и мы посмеем, мне
кажется, сделать свои выводы. Кроме того, мистер Кан подвижен и почти
несомненно - высок. Я мог бы сослаться на рассказ о высоком человеке в
цилиндре, но есть и более точные указания. Стакан разбит, и один из осколков
лежит на консоле над камином. Он бы туда не попал, если б разбился в руке
такого невысокого человека, как Тодхантер.
- Кстати, - вмешался священник, - не развязать ли его?