"Г.К.Честертон. Наполеон Ноттингхильский" - читать интересную книгу автора

Да, он, пожалуй что, был дурак дураком, а друг его Баркер,
умный-преумный - идиот идиотом. Но их общая глупость пополам с идиотизмом
были сущее тьфу перед таинственным ужасом бредового скудоумия, которое
явственно являл малышок-замухрышка, дожидавшийся их у входа в ресторан
Чикконани. Этого человечка звали Оберон Квин; с виду он был дитя не то
совенок. Его круглую головку и круглые глазищи, казалось, вычертил, на страх
природе, один и тот же циркуль. Так по-дурацки были прилизаны его темные
волосенки и так дыбились длиннющие фалды, что быть бы ему игрушечным
допотопным Ноем, да и только. Кто его не знал, те обычно принимали его за
мальчишечку и хотели взять на колени, но чуть он разевал рот, становилось
ясно, что таких глупых детей не бывает.
- Очень я вас долго ждал-поджидал,-- кротко заметил Квин.-- И смеху
подобно: гляжу и вижу - вы, откуда ни возьмись, идете-грядете.
- Это почему же? - удивился Ламберт.-- Ты, по-моему, сам здесь нам
назначил.
- Вот и мамаша моя, покойница, тоже любила кое-что кое-кому кое-где
назначать,-- заметил в ответ умник.
За неимением лучшего они собрались было зайти в ресторан, но улица их
отвлекла. Холодно было и тускло, однако ж вполне рассвело, и на бурой
деревянной брусчатке между мутно-серыми террасами вдруг объявилось нечто
поблизости невиданное, а по тем будущим временам вообще невиданное в Англии
-- человек в яркой одежде. Окруженный зеваками.
Человек был высокий и величавый, в ярко-зеленом мундире, расшитом
серебряным позументом. На плече его висел короткий зеленый ментик гусарский
с меховой опушкой и лоснисто-багряным подбоем. Грудь его была увешана
медалями; на шее, на красной ленте красовался звездчатый иностранный орден;
длинный палаш, сверкая рукоятью, дребезжа, волочился по мостовой. В те
далекие времена умиротворенная и практичная Европа давным-давно разбросала
по музеям всяческое цветное тряпье и побрякушки. Военного народу только и
было, что немногочисленная и отлично организованная полиция в скромных,
суровых и удобных униформах. И даже те немногие, кто еще помнил последних
английских лейб-гвардейцев и уланов, упраздненных в 1912 году,-- и те с
первого взгляда понимали, что таких мундиров в Англии нет и не бывало;
вдобавок над жестким зеленым воротником возвышался смуглый орлиный профиль в
серебристо-седой шевелюре, ни дать ни взять бронзовый Данте - твердое и
благородное, но никак не английское лицо.
Облаченный в зеленое воин выступал посреди улицы столь величаво, что и
слов-то для этого в человеческом языке не сыщется. И простота была тут, и
особая осанка: посадка головы и твердая походка - все на него
оборачивались, и многие шли за ним, хотя он за собой никого не звал.
Напротив того, сам он был чем-то вроде бы озабочен, что-то вроде бы
искал, но искал повелительно, озабочен был, словно идол. Те, кто толпились и
поспешали за ним,-- те отчасти изумлялись яркому мундиру, отчасти же
повиновались инстинкту, который велит нам следовать за юродивыми и уж тем
более - за всяким, кто соизволит выглядеть по-царски: следовать за ним и
обожать его. А он выглядел более чем царственно: он, почти как безумец, не
обращал ни на кого никакого внимания. Оттого-то и тянулась за ним толпа,
словно кортеж: ожидали, что или кого первого он удостоит взора. Шествовал он
донельзя величественно, однако же, как было сказано, кого-то или что-то
искал; взыскующее было у него выражение.