"Г.К.Честертон. Когда доктора соглашаются ("Парадоксы мистера Понда")" - читать интересную книгу автора

бы - не сказал! Вне всяких сомнений, дело швах, когда друзья и благодетели
бедного человечества живут в безвестности, никто их не чтит. Подобно
каменщикам, что выстроили большой собор, и великим поэтам, посвятившим
баллады Оттерберну и сэру Патрику Спенсу, человек, отважившийся на это
благое дело - убить Джеми Хаггиса, - в мире сем никогда не возымеет чести;
возможно даже, его будут притеснять. Посему вам не выпытать моего мнения,
если не считать, что я давно искал человека, столь благоразумного и
преданного обществу.
Тут последовала одна из тех немых сцен, когда люди не знают, ответить
ли смехом на явный и умышленный юмор; но, пока они собирались, юный Ангус,
не сводя глаз со своего почтенного наставника, заговорил со всей
студенческой пылкостью:
- Вы же не скажете, доктор Кэмпбелл, что убийство праведно потому, что
те или иные дела или мнения убитого человека были неправедны?
- Скажу, если они достаточно неправедны, - ласково отвечал благодушный
доктор Кэмпбелл. - В конце концов, у нас нет никакого критерия добра и зла.
Salus populi suprema lex.

[Благо народа - высший закон (лат.)]

- He могут ли десять заповедей быть критерием? - спросил молодой
человек; лицо его пылало, рыжая шевелюра пылающим факелом вздымалась над его
головой, словно затвердевшее пламя.
Седовласый святой от социологии глядел на него с благодушной улыбкой;
но глаза его странно заблестели, когда он отвечал:
- Конечно, десять заповедей - это критерий. То, что врачи теперь
именуют "проверкой умственных способностей".
Была ли то случайность, или же серьезность предмета несколько пробудила
интуицию леди Гленорчи, но именно на этих словах ее что-то осенило.
- Что ж, если доктор Кэмпбелл нам ничего не скажет, я думаю, мы должны
остаться каждый при своем подозрении, - произнесла она. - Не знаю, любите ли
вы курить за обедом, а у меня это вошло в обычай.
На этом пункте своего повествования мистер Понд откинулся на стуле с
большим нетерпением, нежели позволял себе обычно.
- Разумеется, они это делают, - сказал он взволнованно. - Они в
восторге и думают, что очень тактичны, когда они делают это.
- Кто и что делает? - спросил Уоттон. - Что вы такое говорите?!
- Я говорю о хозяйках, - ответил Понд, явственно страдая. - О добрых
хозяйках, по-настоящему умелых хозяйках. Они вмешиваются в беседу, чувствуя,
что можно ее прервать. Хорошая хозяйка, по определению, та, что заставит
двоих гостей общаться, когда они к этому не расположены, и разлучить их, как
только они начнут входить во вкус. Но иногда они причиняют самый ужасный
вред. Понимаете, они останавливают разговор, который не стоит того, чтобы
начинать его сызнова. А это ведь не лучше, чем убийство!
- Если разговор не стоит того, чтобы начинать его снова, почему же так
ужасно его остановить? - спросил Уоттон, добросовестно докапываясь до
истины.
- Почему? А вот почему, - ответил Понд почти раздраженно, вопреки
присущей ему вежливости. - Беседа - это святое, ибо она столь легка, столь
тонка, столь пустячна, если позволите; она так хрупка и бесполезна, и ее так