"Г.К.Честертон. Страшный смысл одного визита ("о Брауне")" - читать интересную книгу автора

То был мой портрет. Конечно, у таких мерзавцев не должно быть моей
фотографии, но этому бы я удивился относительно; здесь же - удивился, так
сказать, абсолютно.
Сходство просто поражало, но главное - я несомненно и явственно
позировал для портрета. Сидел я, подпершись, на фоне декорации, изображавшей
лес. Словом, это был не случайный снимок. Но я не фотографировался в таком
виде, этого никогда не было.
Пока я глядел на фотографию, мне все больше казалось, что она
основательно отретуширована, да и стекло скрывало подробности. Лицо было
несомненно мое, глаза, нос, рот, голова, рука, даже поза. Однако я в такой
позе перед фотографом не сидел.
"Чудеса, а? - с неуместной живостью сказал человек, прежде грозивший
мне револьвером. - Ну, сейчас предстанешь перед своим Боженькой!" Он вытащил
стекло, и я увидал, что белый воротничок и седые бакенбарды написаны белой
тушью. Внизу под стеклом оказался портрет старой дамы в скромном черном
платье, сидевшей на фоне леса, подпершись рукой, - старой дамы, как две
капли воды похожей на меня. Не хватало только бакенбард и воротничка.
"Здорово, - сказал человек, которого называли Гарри, вставляя обратно
стекло. - Один к одному. И тебе хорошо, папаша, и ей хорошо, а лучше всего
нам. Знаешь полковника Хаукера, ну, который тут жил недавно?"
Я кивнул.
"Так, - сказал этот Гарри, указывая на портрет. - А это его мамаша. Кто
обнимет, пожалеет? Мама дорогая. Вот она", - пояснил он, махнув рукой в
сторону портрета, изображавшего даму, похожую на меня.
"Ладно, не тяни! - заметил человек, стоявший у двери. - Эй, ты,
преподобный! Мы тебя не обидим. Хочешь - денег дадим, целый соверен. А
платье тебе пойдет".
"Плохо объясняешь, Билл, - вмешался тот, кто меня держал. - Мистер
Шортер, дело вот в чем. Нам надо повидать сегодня этого Хаукера. Может, он
нас расцелует, выставит шипучку. Может, и нет. Может, он вообще умрет к
нашему уходу. Опять же - может, и нет. Главное, нам его надо повидать. Сами
знаете, он никого не пускает, только мы еще знаем, почему. А мамашу пустит.
Какое совпадение! Повезло нам, да. Вот вы и есть эта мамаша".
"Как я ее увидел, - медленно произнес Билл, указывая на портрет, - так
и сказал - старый Шортер. Да, прямо так и сказал".
"Что вы затеяли, безумные?" - вскричал я.
"Сейчас, почтенный, сейчас, - произнес человек с револьвером. - Вот
наденьте это". - И он указал на высокую шляпку, а также на ворох женских
одежд, лежавший в углу".
Не стану останавливаться на деталях. Выбора у меня не было. Мне не
одолеть пять человек, не говоря уж о револьвере. Через пять минут, мистер
Суинберн, я, викарий из Чентси, был одет старухой, чьей-то матерью, и меня
вытащили на улицу, чтобы творить зло.
Уже наступил вечер, зимой темнеет быстро. По темной дороге, продуваемой
ветром, мы пошли к одинокому дому полковника. Ни по этому, ни по другому
пути никогда не двигалось подобное шествие. Любой увидел бы шесть небогатых,
но почтенных женщин в черных платьях и старомодных, но безупречных шляпках;
но это были пять злодеев и один викарий.
Попытаюсь рассказать коротко то, что длилось долго.
Разум мой вращался, словно мельница, когда я шел и думал, как бы мне