"Борис Дмитриевич Четвериков. Человек-легенда (Котовский, Книга 1)" - читать интересную книгу автора

широкую ногу, хотел блистать, любил говорить, что понимает толк в жизни.
В имении "Валя-Карбунэ" всегда было шумно, весело, безалаберно,
особенно когда на летние каникулы приезжали из Петербурга дети:
студент-путеец Всеволод Скоповский и Ксения - мечтательная институтка с
богатой пышной косой. Тогда в имении не переводились гости. Жгли
фейерверки, танцевали, ездили на пикники. Всеволод обычно являлся со
студентами-однокашниками, Ксения привозила подруг. Все они влюблялись друг
в друга, писали записки, назначали свидания, давая неисчерпаемый материал
для волнений и совещаний бесчисленных бабушек и теток...
А теперь и дети неизвестно где... Все стало неясно! Скоповский
считал, что не от возраста и нездоровой жизни иссякла радость бытия, не от
больной печени стали приходить все чаще невеселые мысли. И в болезнях, и в
преждевременной старости, и в одиночестве, и во всех невзгодах Скоповский
винил революцию. Казалось, что, если бы не она, все шло бы, как прежде:
по-прежнему делали бы шарлотки, по-прежнему Скоповский жил бы в полное
удовольствие, чтобы вот так, среди веселья, врасплох умереть, не успев
даже испугаться своей кончины. И не потому ли он так стремился вернуться в
свое имение, что все еще надеялся застать там прежнего себя: свою былую
беспечность, былую молодость?
Ну да! Он только временно оставил все свое лучшее. Но вот добрые
европейские державы любезно возвращают ему "Валя-Карбунэ", горничных,
респектабельный клуб, "Ой-ру", а вместе с ними самоуверенность и аппетит.
"Лучший день моей жизни! - думает Скоповский, восседая в коляске. -
Знаменательный день! Надо будет его запомнить".
Скоповскому очень льстило, что вместе с ним прибывала в его имение
княгиня Долгорукова. Скоповский был падок до громких титулов и имен. Сам
он не бывал у Долгоруковых, но слыхал, что это цветущее имение в отличном
состоянии, хотя покойный муженек Марии Михайловны князь Долгоруков успел
порядком поразмотать наследство. Впрочем, осталось еще предостаточно.
В Швейцарии, в Женеве, Скоповский был представлен княгине. Княгиня
жаловалась на ресторанную кухню и ругала "эту страну сыроваров и
коммивояжеров". Она была большая патриотка! И когда Скоповский предложил
Марии Михайловне с дочерью отправиться к нему и там переждать, пока все
уладится, она охотно согласилась.
Скоповский и в пути не уставал успокаивать княгиню, одновременно
вселяя этими рассуждениями уверенность и в себя.
- Поверьте мне, Мария Михайловна, что особенно миндальничать с
красными не будут. Научены! Если бы в самом зародыше искоренять эту
крамолу... А то, видите ли, Государственная дума, речи, проекты... А всех
этих подрывателей основ, революционеров, вместо того чтобы перевешать
каналий на первом попавшемся телеграфном столбе, видите ли, отправляли на
жительство в северные деревни! Вот теперь они и показывают себя! "На
жительство"!
Скоповский фырчал и долго не мог успокоиться, а княгиня, улыбаясь
одними глазами, наблюдала за переменами в его лице.
- Да, мой друг, - вздохнула она, - мы были слишком уверены в своей
силе, слишком уверены! Вы правы, у нас слишком доброе сердце. Вот я,
например, чего только я не делала для наших крестьян!..
- Но теперь-то ясно: такого положения не потерпят. Я в этом ни на
минуту не сомневаюсь. Помилуйте! Взять хотя бы один только пример: