"Борис Дмитриевич Четвериков. Эстафета жизни (Котовский, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

он рассказывал: только соберутся, бывало, вместе, там, в сибирской глуши,
непременно поют. Поют "Смело, товарищи, в ногу", "Замучен тяжелой
неволей", "Вихри враждебные"... Это так естественно и понятно: песня душу
возвышает, песня крылья дает! Кстати, знаете ли вы, кто песню "Смело,
товарищи, в ногу" написал? Не знаете? Так я вам расскажу. Она написана в
Бутырской тюрьме, написал ее Леонид Петрович Радин, а исполнена она была
впервые самими политическими, когда их вывели из Бутырки, отправляя в
этап. Да, друзья, песня - это великое дело. И какие прекрасные песни
создал наш народ!
Иван Дмитриевич смущенно замолк.
- Извините меня, пожалуйста. Я немного увлекся. Но ведь есть вещи, о
которых нельзя спокойно говорить. Продолжим занятия.
Но извинялся он напрасно. Слушали его всегда с удовольствием. За
короткое время оркестранты поняли своего учителя и привязались к нему.
"Красный маэстро" - любовно называли его.
А Костя Гарбарь вступил в волшебный мир чудес. Что ни день - новые
откровения. Все наводило на размышления, все изумляло, заставляло
по-новому смотреть не только на музыку - на всю жизнь. Все повергало в
трепет и смятение. Ведь у Кости фактически не было детства. Сразу -
солдат, партизан, сразу - бои, трудные переходы. Все сразу, вдруг, без
интервалов, без постепенных перемен. И учиться не оставалось времени.
Теперь приходилось наверстывать.
И Костя нажимал. Хлынули в его сознание широким потоком самые
разнообразные факты, обобщения, теории. И все необходимо было усвоить. А
чего можно достигнуть без труда?
Костя целый день ходил как в тумане, узнав, что Петр Ильич Чайковский
за двадцать восемь лет композиторской деятельности создал 76 опусов, 10
опер, 3 балета. Да кажется, чтобы написать одну такую оперу, и то не
хватит самой длинной человеческой жизни! И легко сказать: опус. Чего стоят
такие "опусы", как шесть симфоний! А концерты?!
Когда Костя, поехав с Иваном Дмитриевичем в Москву, впервые услышал
музыку Чайковского в отличном исполнении, он даже заболел. Это было
настоящее потрясение. Были они на опере "Евгений Онегин". Костя не поверил
Ивану Дмитриевичу, что "Евгений Онегин" только через пять лет после
создания попал на большую сцену, что "Руслан" Глинки после первой же
постановки был снят с репертуара на пятнадцать лет, что "Каменный гость"
Даргомыжского был встречен враждебно и публикой и критикой и тоже снят с
репертуара, что так же не повезло и "Борису Годунову"... Все это Костя
слушал недоуменно.
Он был зачарован, он бредил музыкальными образами, мелодиями. Иван
Дмитриевич, счастливый, что его ученик так жадно впитывает впечатления,
рассказывал о "могучей кучке", о том, что Алябьев написал более ста
романсов, Варламов - более двухсот пятидесяти и что многие романсы Глинки
устарели из-за безвкусных текстов. Иван Дмитриевич рассказывал и сам то и
дело напевал. Или подбегал к пианино и наигрывал отрывки из арий,
романсов... И трудно сказать, кто больше увлекался - учитель или ученик.
Так вот и шли дни. И шла учеба. И складывались определенные вкусы,
определенные взгляды. Константин Гарбарь становился взрослым. А Котовский,
оказывается, глаз с него не спускал, был в курсе всех его переживаний и
успехов.