"Борис Дмитриевич Четвериков. Эстафета жизни (Котовский, Книга 2)" - читать интересную книгу автора

- Видел я, как проходили выборы делегатов на Десятый партсъезд. Вы
даже представить не можете, какие жаркие сражения у нас были. Вот это бои!
Я только теперь понял, что Григорий Иванович, направляя нас - ну, меня вот
и других - в гущу жизни, оставался тем же командующим бригадой, вы
понимаете меня, Ольга Петровна? Мы и теперь наступаем, обходим с фланга...
берем в штыки...
- Конечно понимаю. А вы понимаете, Ваня, что такое Десятый съезд
партии? Об этом съезде через сто лет будут вспоминать, он войдет в
историю. На повестке был вопрос о единстве партии, вот о чем шла речь на
этом съезде. Вполне понятно, что на съезд стремились попасть всевозможные
троцкисты, анархо-синдикалисты и прочая дрянь. Потому и происходили у вас
жаркие сражения. А сами-то вы за кого голосовали?
- Я-то? Какой вопрос! За тезисы большинства ЦК, конечно! За Ленина!
- То-то и есть. Все лучшее - за Ленина. У тех - никого, кроме
крикунов и карьеристов.
Котовский умел слушать. Но его кипучая натура требовала немедленного
действия, срочного вывода из сказанного. Ольга Петровна, наоборот, была
спокойна, уравновешенна, говорила медленно, подбирая нужные слова.
- Крикунов и карьеристов? - подхватил Котовский, еле дождавшись,
когда она договорит. - Теперь все, покричали - и хватит! Решение Десятого
съезда - покончить с фракциями, очистить партию от неустойчивых.
- Григорий Иванович, кабы только неустойчивые...
- Знаю, есть и похуже. Вот и гнать их от живого дела! Ведь недосуг с
ними возиться! Дел по горло, а тут всякая сволочь мешается!
Когда Иван Белоусов снова приехал - слаженный, быстрый, решительный,
- он еще на пороге возвестил:
- Григорий Иванович! Не знаю, одобрите или не одобрите: решил
работать в Чека. Это в моем характере будет. Что же, смотреть на этих
гадов-оппозиционеров?! Вы только подумайте: меньшевики в Одессе выпускают
свою газету! Орудуют! Эх, Григорий Иванович, на мой вкус - так не
разводить бы с ними антимонии. Ведь они кто? Они похуже будут всяких
деникинцев, они верткие. Я думал-думал... Как тут действовать? Шашки
наголо? Нельзя. И оставить тоже нельзя... Вот решил в Чека пойти.
Так Иван Белоусов стал чекистом. Прошел специальную школу, с головой
окунулся в опасную, напряженную работу. Много узнал такого, о чем раньше и
не догадывался. Не раз бывал в переделках, но это для него не ново: ведь у
Котовского был разведчиком, и, кажется, не на плохом счету.
Даже внешне Белоусов изменился. Стал сдержаннее, сосредоточеннее.
Знал больше, чем говорил. Вообще стал не очень-то разговорчив. О чем так и
вовсе умолчит. Упомянет - значит, дело завершено и папки сданы в архив.
- Слово - серебро, а молчание - золото! - приговаривал он.
На все смотрел теперь Белоусов иначе. Появилась умудренность. Горькая
складка залегла в уголках губ. Стальные блики появились в серых глазах.
Ведь он знал многое, о чем никто вокруг и не задумывался. Жизнь шла своим
чередом. Люди трудились, после трудового дня отдыхали, развлекались,
ходили в театр и кино, прогуливались в городском саду или ехали на юг и
загорали на пляже. А Белоусов знал, что тут же, по этим улицам, под чужой
личиной, разгуливает враг и что ему, Белоусову, поручено найти его и
обезвредить. Может быть, именно в этом саду на отдаленной скамейке как бы
невзначай очутились рядом двое, и один другому передал незаметно какой-то