"Инферно. Армия Ночи" - читать интересную книгу автора (Вестерфельд Скотт)

7 ОПТИМАЛЬНАЯ ВИРУЛЕНТНОСТЬ

Той ночью я совсем не спал. Такого со мной еще никогда не бывало.

Конечно, я разделся, лег в постель и закрыл глаза, однако полностью бессознательного состояния не наступило. Разум продолжал гудеть — так бывает, когда заболеваешь, но еще не болен: голова немного кружится и медленно поднимается температура; это болезнь гудит на краю сознания, словно комар в темноте.

Шринк говорит, что я слышу звук борьбы иммунной системы с паразитом. Каждое мгновение в моем теле идет война: тысячи Т-клеточных и Б-клеточных антигенов атакуют рогатую голову зверя, высматривая его шипы в моих мышцах и позвоночнике, находят и уничтожают его споры, прячущиеся внутри видоизмененных красных кровяных телец. Паразит, естественно, отвечает ударами на удары, перепрограммируя мои ткани таким образом, чтобы питаться ими, запутывая иммунную защиту ложными сигналами тревоги и появлением фальшивых врагов. И эта партизанская война никогда не прекращается, но только лежа в тишине, я слышу ее.

Вы можете подумать, что постоянное сражение может разорвать меня на части или, по крайней мере, заставит днем чувствовать себя измотанным, однако для этого паразит слишком хорошо устроен. Он не желает моей смерти. В конце концов, я носитель и должен оставаться живым, чтобы обеспечить его распространение. Как и всякий паразит, он сумел внутри меня найти непрочное равновесие, которое называется оптимальной вирулентностью. И берет столько, сколько может безнаказанно взять, высасывая питательные вещества, необходимые для создания новых отпрысков. Однако ни один паразит не хочет слишком быстро истощить «хозяина», пока тот носит его в себе. Поэтому, наевшись, он отступает. Я могу есть, как парень в четыреста фунтов весом, но никогда не растолстею. Паразит использует питательные вещества, чтобы распылять свои споры в кровь, слюну и сперму, оставляя и мне достаточно, чтобы иметь силу хищника и все чувства на пределе.

Оптимальная вирулентность — вот причина того, что смерть от паразита долгая и томительная. В случае такого носителя, как я, время, потребное для умирания, дольше срока нормальной человеческой жизни. Вот как более старые охотники на инфернов говорят об этом: не столь1 ко бессмертие, сколько нисходящая спираль, которая длится столетия. Может, поэтому они используют слово «не-мертвые».

Итак, я лежу без сна каждую ночь, прислушиваясь к разъедающей, сжигающей калории борьбе внутри, и изредка поднимаюсь, чтобы перекусить.

Казалось, эта ночь тянулась особенно долго. Я думал о Ласи, вспоминал ее запах и множество других деталей, которые, оказывается, заметил, даже не осознавая этого. Когда она говорила, то иногда сжимала правую руку в кулак, а брови слегка двигались под скрывающей их челкой, и — в отличие от техасских девушек — она не повышала голоса в конце предложения, если только это не был вопрос, а иногда даже и в этом случае.

На следующий день мы договорились встретиться в моем любимом бистро после утренних занятий. Ни она, ни я не хотели продолжать разговор в присутствии ее приятелей, да и пицца во рту как-то не располагала обсуждать надпись, сделанную хрящом на стене.

Обычно я стараюсь не мучить себя, встречаясь с привлекательными девушками своего возраста, но, в конце концов, тут была замешана работа. Кроме того, немного мучений не помешает.

Мне совсем не хотелось кончить, как Шринк, — собирать старых кукол или делать что-нибудь еще более странное. И еще мне казалось, что было бы приятно время от времени встречаться с кем-то помимо Ночного Дозора, с кем-то, кто думает, что я обычный парень. Так я и пролежал всю ночь без сна, думая о лжи, которую собирался скормить ей.

Встал я рано и сначала отправился в Ночной Дозор. Наш офис во многом похож на любое другое правительственное здание, разве что он старее, мрачнее и даже глубже под землей. Здесь можно встретить и обычные металлодетекторы, и нудных бюрократов за стеклом, и даже древние деревянные ящики картотеки, набитые накопившимися за четыре столетия документами. За исключением фанатиков типа доктора Крысы, никому не нравится работать здесь. Удивительно, как это весь город еще не заражен.

Сначала я отправился в архив. С точки зрения квадратных метров архив — самый большой отдел Дозора. У них есть доступ к обычным городским данным, но также хранятся и собственные документы, восходящие к тем временам, когда Манхэттен назывался Новым Амстердамом. Записи позволяют выяснить, кто чем владеет в городе, кто владел этим до него и еще раньше… и так вплоть до голландских фермеров, которые отняли земли у индейцев Манхэттена.

И это не просто история недвижимого имущества — в архиве хранятся данные обо всех подозрительных смертях и исчезновениях начиная с 1648 года, содержатся газетные вырезки, где упоминается об инфекционных заболеваниях, безумных нападениях и вспышках разрастания популяции крыс начиная с тех времен, когда в Новом Свете появился печатный станок.

В архиве висят два лозунга. Первый:

И второй:

Приносите свою собственную. Вам она понадобится. Видите ли, как и любое учреждение, архив жить не может без «всемогущих форм». Есть формы, которые доводят до сведения офиса Ночного Мэра, чем мы, охотники, занимаемся: начинаем расследование, заканчиваем его или находимся на промежуточном этапе. Существуют документы, дающие ход любому делу, от установки ловушек для крыс до проведения лабораторного исследования. Имеются формы запроса на снаряжение для охотников на инфернов, от тигриных клеток до «тазеров».[9] (Форма на затребование настоящего нью-йоркского мусоровоза занимает тридцать четыре страницы, но, клянусь, когда-нибудь я придумаю повод, чтобы заполнить ее.) Бывают формы, которые активизируют другие формы или отменяют их, заставляют третьи формы видоизменяться и таким образом способствуют появлению новых форм. Все вместе эти формы представляют собой постепенно расширяющийся поток информации, которая характеризует нас, направляет наше развитие и обеспечивает, чтобы наше будущее выглядело как наше прошлое, — они ДНК Ночного Дозора.

По счастью, то, что мне понадобилось сегодня утром, не имело отношения к ДНК. Прежде всего я затребовал кое-какое стандартное снаряжение, всякие «игрушки», которые так любят охотники на инфернов и которые можно просто снять с полки. Потом я запросил информацию на дом Ласи: кто владеет им, кто первоначально арендовал квартиры на седьмом этаже и произошло ли там что-либо странное. Получить ответы на эти простые вопросы оказалось нелегко, конечно. В царстве бюрократии ничего просто так не происходит. Однако спустя всего три часа мои заявки были приняты древним «драконом», сидящим за бюрократическим стеклом, закатаны в тубус пневматической почты и со свистом отправлены в путешествие по подземному миру.

Когда тубус вернулся, меня позвали, и я смог отправиться на встречу с Ласи в своем любимом бистро. По дороге я осознал, что это мое первое свидание за полгода — даже если понимать слово «свидание» в том убогом смысле, как просто договоренность встретиться с кем-то. Тем не менее эта мысль заставила меня нервничать, и все мои неиспользуемые силы пришли в действие. Я то и дело осматривал свое отражение в витринах магазинов и задавался вопросом, понравится ли Ласи моя футболка с Kill Fee. «И зачем я столь банально вырядился? — мысленно бранился я. — И что в последнее время творится с моими волосами? По-видимому, доктор Крыса, Шринк и другие мои сотоварищи по Ночному Дозору не считали нужным сообщить мне, что они торчат в обе стороны».

Две минуты я вертелся перед окном банка, пытаясь заправить волосы за уши, и наконец отчаялся сделать это. А заодно отчаялся и в отношении своей жизни в целом. Какой смысл иметь хорошую стрижку, если это все равно ничего не изменит?

Ласи сидела напротив меня, в той же кожаной куртке, что и вчера вечером, но на этот раз поверх шерстяного платья. На ней красовался берет под цвет темно-карих глаз, волосы по-прежнему пахли жасминовым шампунем. Выглядела она так, словно спала не больше меня.

Сейчас, на трезвую голову, да еще и при свете дня, я в первый раз осознал, что, возможно, она на несколько лет старше меня. Куртка у нее была коричневая и на кнопках, а не черная с молнией, как у меня; и выглядела она как сотрудница офиса. Футболка с Kill Fee внезапно показалась мне совершенно дурацкой, и я сгорбился, чтобы полы куртки сошлись на груди и прикрыли вопящего демона.

— Что с тобой? — спросила она, почувствовав мой внимательный взгляд, и я тут же перевел его на стол.

— Да так, ничего. Как твои занятия?

Я щедро полил табаско омлет с беконом. Чтобы успокоить нервы, еще до прихода Ласи я съел бифштекс с кровью.

— Все нормально. Какой-то приглашенный лектор трепался насчет этики.

— Этики?

— Журналистской этики.

— А-а. — Я ни с того ни с сего принялся размешивать свой кофе. — У журналистов есть этика?

Ласи стрельнула взглядом по сторонам в поисках официантки, нашла ее и указала пальцем на мой кофе. Увидев, что ее пожелание замечено и понято, она кивнула и повернулась ко мне.

— Предполагается, что да. Ну это, знаешь? Не раскрывать свои источники информации. Не разрушать человеческую жизнь только ради того, чтобы раздобыть интересную историю. Не платить за интервью.

— Ты изучаешь журналистику?

— На самом деле журналистику и юриспруденцию.

Значит, она уже близко к диплому. Я повысил ее возраст лет до двадцати пяти и почувствовал, что немного расслабился. Внезапно это стало еще меньше похоже на свидание, чем даже мгновение назад.

— Круто, — сказал я.

Она одарила меня таким взглядом, словно я умственно отсталый.

Я попытался улыбнуться в ответ, осознавая, что моя способность поддерживать светскую беседу невероятно заржавела — результат общения исключительно с людьми, принадлежащими к тайной организации, которые по большей части лишь друг с другом и общаются. Конечно, разговор пошел бы гораздо живее, если бы я мог перевести его, скажем, на крысиную чуму в Африке, но, боюсь, Ласи тут же как ветром бы сдуло.

Появилась Ребекка — триста с лишним фунтов живого веса, моя любимая официантка на предмет пофлиртовать — и вручила Ласи чашку кофе и меню.

— Как дела, Кэл? — спросила она.

— Просто замечательно, спасибо.

— Уверен? Ты в последнее время редко у нас ешь. — Она лукаво подмигнула мне.

— Я на диете, — сказал я, похлопывая себя по животу.

Последовал ее стандартный ответ:

— Жаль, мне не поможет никакая диета.

Она захихикала и отошла. Ее поражал мой аппетит, но репертуар шуточек типа «И куда только ты все это деваешь, Кэл?» за последние месяцы сократился до минимума. Как человек, которому есть что скрывать, я уяснил для себя следующее: все необычное волнует людей не больше недели, а потом их внимание притупляется и подозрительность оборачивается шутками.

— Кстати, о забавных диетах, Кэл, — сказала Ласи, подняв взгляд от меню. — Что за чертовщина произошла прошлой зимой в моем доме?

Я откинулся назад и сделал глоток кофе. Очевидно, Ласи тоже была не в настроении поддерживать светскую беседу.

— Ты что, торопишься?

— Моя аренда истекает через два месяца, парень. И этой ночью ты обещал не морочить мне голову.

— Я не морочу тебе голову. Советую взять бифштекс.

— Я вегетарианка.

— Ох!

Эта идея явно не обрадовала моего паразита.

Ласи поманила Ребекку и заказала картофельный салат. Я продолжал запихивать в себя бекон. Картофельный салат — ночной кошмар диеты Аткинса, и, что более важно, паразит ненавидит его. Инферны предпочитают белок в зубах и когтях.

— Ну, давай рассказывай, что тебе известно, — сказала Ласи.

— Ладно. — Я откашлялся. — На самом деле я не родственник Морганы.

— Это и ежу ясно.

Я нахмурился, поскольку рассчитывал совсем на другую реакцию.

— Но я разыскиваю ее.

И снова:

— Это тоже ясно. Ты типа частного детектива, да? Или получившего отставку бой-френда, преследующего свою подружку?

— Нет. Я работаю на город.

— Кэл, — усмехнулась Ласи, — ты не коп. Непонятно, как она пришла к такому выводу, но оспаривать его я не хотел.

— Нет, не коп. Я работаю на Министерство здравоохранения и психической гигиены. Служба контроля заболеваний, распространяемых половым путем.

— Половым путем? — Она вскинула бровь. — Постой-ка. Ты точно не преследуешь ее?

Я достал бумажник и раскрыл его, продемонстрировав один из тех предметов, которые сегодня утром получил в Ночном Дозоре. У нас есть машина, которая выплевывает ламинированные удостоверения личности и жетоны от имени дюжин городских агентств, как реальных, так и воображаемых. Этот посеребренный жетон производил сильное впечатление с идущими по низу словами «Санитарный врач». Рядом с ним легло удостоверение личности с сурово взирающей фотографией.

Мгновение она пристально вглядывалась в него, а потом заявила:

— На этой фотографии ты в той же футболке, что сегодня.

Я замер, осознав, что да, с утра не изменился. Не придумав ничего лучше, я перевел взгляд на свою футболку и сказал:

— Что? Она тебе не нравится?

— Не особенно. Так что это за работа? Ты выслеживаешь людей, распространяющих триппер, и арестовываешь их?

Я откашлялся и отодвинул пустую тарелку.

— Ладно, вот как все это происходит. Примерно год назад мне сообщили об одном заболевании. М-м-м… Нет, лучше представить это дело по-другому — меня прикрепили к носителю одного заболевания. Я отслеживаю всех его сексуальных партнеров, уговариваю их пройти проверку, потом нахожу их сексуальных партнеров и так далее. Я просто иду туда, куда меня ведет цепочка заболеваний, по дороге информируя об этом людей. Иногда мне не удается получить о ком-нибудь достаточно информации. Тогда я какое-то время болтаюсь поблизости, выискиваю, высматриваю, примерно как этой ночью. Если уж на то пошло, я даже не знаю фамилии Морганы. — Я вопросительно, с надеждой в сердце вскинул брови. Ласи пожала плечами.

— Я тоже. Давай поставим вопрос прямо: значит, ты сообщаешь людям, что у них половое заболевание? Это и есть твоя работа, парень?

— Нет, это делают врачи. Мне позволено лишь сказать им, что они в группе риска. Потом я стараюсь добиться с их стороны сотрудничества и сообщить мне список людей, с которыми они спали. Кто-то же должен делать это.

— Наверное. И все же…

— Я потратил целый год, отслеживая результаты… в смысле, тех, кого инфицировал этот конкретный носитель.

Я улыбнулся, довольный хитроумием своей «легенды». Соль в том, что именно так я и работаю, ха!

— Вот это да! — сказала Ласи, широко распахнув глаза.

Чем больше я думал об этом, тем более крутой казалась придуманная мной версия работы. Негласная, в интересах общества, окруженная атмосферой тайны и человеческой трагедии. Один из тех видов деятельности, где приходится сталкиваться с грубой реальностью жизни и быть хорошим слушателем. Сейчас Ласи должна решить, что я старше, чем выгляжу, — ближе к ее возрасту — и, скорее всего, умен не по годам.

Принесли картофельный салат, она съела немного и спросила:

— Так что у тебя за болезнь?

— У меня? Я не говорил, что болен.

— Какое заболевание ты отслеживаешь, парень?

— А-а. Ну да. Не имею права разглашать. Конфиденциальность. У нас тоже есть своя этика.

— Не сомневаюсь. — Она прищурилась. — Поэтому ты и не хотел говорить в присутствии моих друзей?

Я кивнул. Придуманная мной версия превосходно расставляла все по своим местам. Она положила вилку.

— Видимо, это одно из тех передаваемых половым путем заболеваний, которое заставляет людей писать кровью на стене?

Я сглотнул; возникла мысль, что, может, у моей «легенды» не все концы с концами сходятся.

— Ну, некоторые половые заболевания вызывают слабоумие. Сифилис на поздних стадиях, например, сводит людей с ума. Он пожирает мозг. Хотя вовсе не обязательно, что в данном случае речь идет о сифилисе.

— Подожди-ка, Кэл. По-твоему, все жильцы на седьмом этаже моего дома спали друг с другом? И у них развилось слабоумие? — Она состроила гримасу своему салату. — Как, по твоему опыту, часто такое случается?

— М-м-м… Случается. Некоторые половые заболевания приводят к… сексуальной распущенности. Ну, типа того. — Я почувствовал, что моя «легенда» начинает трещать по швам, и подавил настойчивое желание сослаться на бешенство (что было бы даже близко к правде, если учесть пену изо рта и укусы). — Конкретно сейчас я не могу с уверенностью сказать, что именно там произошло. Однако моя работа состоит в том, чтобы выяснить, куда переехали все эти люди, в особенности если они инфицированы.

— И почему домовладелец скрывает это.

— Да, поскольку все это связано с твоей странной арендной платой.

Она вскинула руки:

— Эй, учти, я понятия не имела, что вы там занимаетесь спасением мира. Я просто думала, что ты бывший бой-френд, преследующий свою подружку, или психованный родственник, или кто-нибудь в этом роде. Но я рада, что вы хорошие парни, и хочу помочь. Дело не просто в моей арендной плате, знаешь ли. Я вынуждена жить с этой штукой на стене.

Я подчеркнуто властным жестом поставил кофейную чашку.

— Хорошо. Я рад принять твою помощь. И благодарю тебя от своего имени и от имени города.

Фактически я был рад, что с помощью своей «легенды» сумел преодолеть подозрительность Ласи. Реально я никогда прежде не работал под прикрытием — ложь не мой конек. Она нахмурилась и съела немного картофельного салата, а я задумался, будет ли помощь Ласи стоить того, чтобы вовлекать ее в такую передрягу. Пока она казалась чересчур проницательной, чтобы чувствовать себя спокойно. Однако проницательность — это не так уж и плохо. Иметь сообразительного человека на седьмом этаже совсем не повредит.

И, честно говоря, мне было приятно ее общество, в особенности то, как откровенно она высказывала свои мысли и мнения. Для меня, конечно, непозволительная роскошь, но совсем неплохо — слушать, как Ласи озвучивает подозрения, зарождающиеся в моей собственной голове. По крайней мере, это спасало меня от паранойи: а что, собственно, у нее на уме?

Однако превыше всего я ощутил способность полностью контролировать себя, общаясь с приятной женщиной и не страдая ежесекундно от сексуальных фантазий. Может, раз в несколько минут или около того, но ведь известно, человек сначала ползает, а уже потом начинает ходить.

— Парень, чего это ты все время почесываешь запястье?

— Я? Вот дерьмо!

— Нет, правда, какого черта, Кэл? Оно все красное.

— М-м-м, это просто… — Я обшарил свою мысленную базу данных в поисках кожных паразитов и выпалил: — Голубиный клещ!

— Голубиный что?

— Ну, знаешь… когда голуби садятся на окно и стряхивают перья? Иногда вместе с ними отлетают крошечные клещи и попадают на подушку. Кусают кожу и причиняют… — Я продемонстрировал свое многострадальное запястье.

— Ух ты! Еще одна причина не любить голубей. — Она перевела взгляд за окно, где несколько их рылись в отбросах в проулке. — Так что мы будем делать дальше?

— Как насчет вот чего: ты отведешь меня в свой дом и покажешь квартиру, которую занимала Моргана?

— А потом что?

— Предоставь это мне.

Когда мы проходили мимо портье, я сознательно поймал его взгляд и улыбнулся. Если я еще несколько раз приду сюда с Ласи, может, этот тип начнет узнавать меня.

На седьмом этаже она повела меня в дальний конец коридора и жестом указала на дверь с номером 704. На этом этаже находились четыре квартиры, все односпальные; больше в такое узкое, как щепка, здание и не втиснешь.

— Парни сверху говорили, что она жила тут. Громко кричала и обожала всякие фокусы в постели, по их словам.

Я откашлялся в кулак и в который раз проклял свою дырявую память.

— Знаешь, кто сейчас здесь живет?

— Парень по имени Макс. Днем он на работе.

Я с силой постучал. Никакого ответа. Ласи вздохнула.

— Говорю же, его не должно быть дома.

— Рад это слышать.

Я достал второй предмет, полученный нынче утром, и опустился рядом с дверью на колени. Замок представлял собой стандартный засов, открываемый ключом, с пятью тумблерами. Я распылил в замочную скважину немного графита, того самого серого вещества, которое остается на пальцах, если потрогать кончик карандаша. И, сунув в замок отмычку, сделал с ним то же, что «Багамалама-Диндон» делает с подавленными воспоминаниями, а именно — освобождает их. Два тумблера повернулись. Запросто.

— Парень, — прошептала Ласи, — разве тебе не требуется ордер или что-нибудь в этом роде?

К этому вопросу я был готов.

— Не обязательно. Ордер требуется только в том случае, если ты собираешься представить суду найденное доказательство. Однако я не намерен никого вести в суд. — Еще один тумблер повернулся. — Это не уголовное расследование.

— Выходит, ты можешь вломиться в квартиру любого человека?

— Я не вламываюсь. Просто хочу осмотреть ее.

— Однако!

— Послушай, Ласи, может, это и не совсем законно. Но если бы люди из моей службы время от времени не обходили кое-какие углы, в этом городе все уже заразились бы, согласна?

Она промолчала, однако в моих словах звенела правда. Я видел имитационные модели того, что случится, если паразит начнет распространяться беспрепятственно, и, поверьте, это не слишком приятное зрелище. Апокалипсис зомби, так мы это называем.

В конце концов она бросила на меня хмурый взгляд.

— Надеюсь, ты ничего не собираешься красть?

— Нет. — Последние два тумблера поддались, и я открыл дверь. — Можешь остаться здесь, если хочешь. Стукни в дверь, если Макс выйдет из лифта.

— Даже не мечтай. Я хочу убедиться, что ты не сделаешь ничего из ряда вон. Кроме того, он уже четыре месяца не отдает мой миксер.

Она протиснулась мимо меня и рванула на кухню. Я вздохнул, убрал отмычку и закрыл дверь. Квартира точная копия хором Ласи, разве что обстановка лучше. Гостиная отрезвила мою память. В конце концов, вот оно, место, где паразит проник в меня, сделал носителем и навсегда изменил жизнь.

Здесь было гораздо чище, чем у Ласи, что могло обернуться проблемой. Прожив здесь семь месяцев, одержимый чистотой обитатель мог вымести множество доказательств.

Я подошел к окну и плотно задернул занавески, стараясь не обращать внимания на доносившееся с кухни громыхание кастрюль и сковородок.

— Знаешь, — окликнул я ее, — это ведь тебе придется объяснять Максу, как ты снова заполучила свой миксер.

— Скажу, что умею выходить в астрал. Чокнутый.

— А?

— Он, не ты. Все лето продержал у себя мой миксер. Самый сезон «Маргариты».[10]

— Вот беда-то!

Я покачал головой — инфекция, каннибализм, присвоение миксера. Проклятие-704 продолжало действовать. Достав еще одну «игрушку», которую заполучил утром, — ультрафиолетовый фонарик, — включил ее. Глаза демона на моей футболке таинственно замерцали. Я провел фонариком вдоль такой же стены, на какой в квартире Ласи проступили слова.

— Парень! Это круто! — воскликнула Ласи, входя в гостиную.

Она улыбнулась, и ее зубы засверкали, словно радиоактивный пляж в свете луны.

— Круто?

— Ну да, зубы у тебя светятся, словно в танцевальном клубе.

Я пожал плечами.

— Не слишком часто бываю в клубах с тех пор, как… занялся этой работой.

— Надо полагать. Там можно подцепить какое угодно половое заболевание.

— Что? Я ничего не имею против… Она улыбнулась.

— Просто шутка, парень. Расслабься.

— А-а…

В ультрафиолете на стене ничего не замерцало. Я поднес фонарик ближе; он отбрасывал причудливые тени по штукатурке, но я не заметил даже следов торопливой работы валика. Отколупнул ногтем в нескольких местах наугад, и снова ничего.

Остальные стены оказались также чисты.

— Эта штука заставляет кровь проступать? — спросила Ласи.

— Кровь и другие телесные жидкости.

— Телесные жидкости? Ну ты прямо ученый. Она сказала это таким тоном, словно я академик; я расплылся в довольной улыбке.

— Давай попробуем в спальне, — предложила она.

— Хорошая идея.

Мы вошли в комнату, и мое deja vu сразу же догнало и обогнало меня, перескочив на другой уровень. Именно здесь я потерял девственность и стал монстром, все за одну ночь. Как и в гостиной, в спальне было непорочно чисто. Ласи уселась на постель, а я принялся сканировать фонариком стены.

— Эта гадость, которую ты ищешь, она все еще… активна, да?

— Активна? А-а, ты имеешь в виду инфекцию. — Я покачал головой. — У паразитов есть особенность — они очень успешно выживают внутри других организмов, однако не так сильны, попав во внешний мир.

— Паразиты?

— Ох, давай прикинемся, что ты этого не слышала. Как бы то ни было, по прошествии семи месяцев тебе ничто не угрожает. — Я откашлялся. — Как и мне.

— А к чему тебе этот мерцающий «карандашик»?

— Я пытаюсь выяснить, не произошло ли здесь того же, что и в твоей квартире.

— В смысле, фестиваль слабоумных, пишущих на стенах? Такое часто случается?

— Вообще-то нет.

— Наверное, и правда нет. Я всю жизнь прожила в Нью-Йорке и никогда ничего подобного в новостях не видела.

Я бросил на нее взгляд. Слова «в новостях» насторожили меня — может, в ней пробудились журналистские инстинкты? Что было бы совсем некстати.

— Так о каком заболевании идет речь? — спросила она.

— Я нем, как рыба.

— Пожалуйста!

Я помахал фонариком, и на одеяле под ней появились несколько светящихся полосок.

— Что это?

— Телесные жидкости.

— Парень! — Она вскочила.

— Это пустяки по сравнению с кожными клещами.

Ласи потерла друг о друга ладони.

— Это еще что?

— Микроскопические насекомые, обитающие в постели и питающиеся отмирающими клетками кожи.

— Пойду-ка я помою миксер. — Она резво выскочила из спальни.

Усмехаясь про себя, я проверил фонариком другие стены, пол и внутренность шкафа: ничего — кроме одеяла и трусов Макса под кроватью. Изучение штукатурки также не дало результата. В этой квартире надписей нигде не было.

Макс оказался гораздо аккуратнее, чем большинство одиноких мужчин. Или, может, Моргана хорошо усвоила, что не надо есть там, где спишь.

Внезапно ушей коснулось звяканье. Ключ в замке.

— Черт.

Макс вернулся домой раньше.

— Кэл? — негромко, напряженным голосом окликнула меня Ласи.

— Ш-ш-ш!

Я выключил фонарик, сунул его в карман, бросился в гостиную и увидел там Ласи, сжимающую в руке мокрый миксер.

— Положи его! — прошипел я и потащил ее к застекленной двери на балкон.

Было слышно, как замок закрылся. Удачная промашка — я оставил квартиру незапертой, и сейчас тот, кто пришел, просто запер дверь, думая, что отпирает ее.

Послышались приглушенные испанские ругательства. Голос женский, и до меня дошло, почему в квартире Макса так чисто — у него есть уборщица.

Я рывком открыл дверь и вытолкал Ласи на холод. Плотные занавески закачались и остановились, скрыв нас от гостиной. Я прижал одно ухо к ледяному стеклу, другое прикрыл ладонью, заглушая шум машин с улицы, и прислушался. От волнения сердце заколотилось чаще, выброс адреналина встряхнул паразита, мышцы напряглись. Скользкий от графита замок легко открылся, и послышался скрип наружной двери.

— Mio… — раздраженно проворчал голос.

Пальцы заскребли по стене в поисках выключателя. В квартире было слишком темно для уборки — скорее всего, она вот-вот откроет занавески.

Я повернулся к Ласи. Она стояла, широко распахнув глаза с расширившимися от волнения зрачками. На крошечном балконе между нами было не больше фута, и я прекрасно чувствовал ее запах — жасминовый шампунь, соленый запах нервозности. Мы находились слишком близко друг к другу, чтобы я чувствовал себя спокойно. Я отвел от нее взгляд и кивнул на соседний балкон.

— Кто там живет?

— М-м-м… Девушка по имени Фредди, — прошептала Ласи.

— Она дома?

Ласи дернула плечами.

— Ну, будем надеяться, что нет.

Я вспрыгнул на перила и перескочил на другой балкон.

— Боже, парень! — взвизгнула Ласи.

Я повернулся и глянул вниз сквозь разделяющее нас пространство шириной в два с половиной фута. До меня дошло, что следовало по крайней мере изобразить, будто мне страшно, хотя бы ради нее. Паразит не хочет, чтобы его инферн слишком осторожничал; он предпочитает, чтобы мы ввязывались в драки, сопровождаемые укусами, царапаньем ногтями и другими способами его распространения. Мы, носители, ничего не имеем против небольшой опасности.

Зато Ласи была полноценным человеком, и ее глаза распахнулись еще шире, когда она глянула вниз.

— Давай, — успокаивающе прошептал я, — Это всего пара футов.

Она вперила в меня сердитый взгляд.

— Пара футов в ширину, семь этажей вниз! Я вздохнул, перескочил обратно, встал одной ногой на одни перила, другой на другие и прислонился к стене.

— Ладно, я перенесу тебя. Обещаю не уронить.

— Ни за что, парень! — Даже сквозь шепот прорывалась охватившая ее паника.

Интересно, может, уборщица уже услышала нас и вызвала копов? Мой жетон выглядел вполне реальным, и если полицейский наберет указанный в удостоверении личности телефонный номер, на другом конце ответит работник Ночного Дозора. Однако Ласи могут обвинить в незаконном вторжении, и если кто-то пожелает пожаловаться моему боссу лично, то обнаружит лишь заложенный кирпичами дверной проем в заброшенном подвале здания городского совета. Ночной Дозор оборвал все официальные связи двести лет назад; осталось всего несколько бюрократов, которые знали о наших тайнах.

Я отлепился от стены и схватил Ласи за запястье.

— Прости, но…

— Что ты?… — вскрикнула она, когда я поднял ее и поставил на соседний балкон.

Я перепрыгнул к Ласи. Лицо у нее побелело как мел.

— Ты… Я могла… — залопотала она, тяжело дыша широко раскрытым ртом.

Здесь, на крошечном балконе, мои чувства сплелись в тугой узел — запах, вид, вкус; паразит спешил воспользоваться преимуществом возникшей ситуации. Ласи излучала волнение. Умом я понимал, что лишь страх заставляет ее зрачки расшириться, а сердце колотиться, но мое тело реагировало своим собственным, бездумным способом, толкуя это все как признаки возбуждения. Руки зудели от желания обхватить ее за плечи и попробовать вкус мягких губ.

— Прости, — прохрипел я и отодвинул ее от двери балкона.

Опустился на колени, достал отмычку и прочие принадлежности для отпирания замков, страстно желая как можно быстрее оказаться внутри и хотя бы чуть дальше от Ласи. Руки дрожали, и пришлось прислонить голову к стеклу, чтобы прочистить мозги и суметь наконец вспрыснуть в замочную скважину графит.

Спустя несколько секунд дверь открылась. Я ввалился внутрь, подальше от аромата Ласи, впитывая запах дешевого ковра, сборной мебели и старомодной кушетки. Все, что угодно, лишь бы не жасмин.

Сумев наконец справиться с собой, я приложил ухо к стене и с удовольствием услышал рев пылесоса, передвигаемого туда и обратно. Я сделал глубокий вдох и рухнул на кушетку. Я не поцеловал Ласи, и копы не мчались сюда — два, можно сказать, несчастья были предотвращены. Стараясь не встретиться с Ласи глазами, я оглянулся. Еще один клон квартиры Морганы, с девственно чистыми стенами.

— Может, стоит проверить и здесь, — только чтобы не затянулась пауза, проговорил я.

Ласи молчала, пристально глядя на меня оттуда, где замерла, — прямо рядом с балконной дверью. Лицо у нее все еще было напряжено, и когда я включил свой ультрафиолетовый фонарик, белки глаз яростно замерцали. Она потирала запястье в том месте, где я схватил ее, когда переносил с балкона на балкон.

— Как ты это сделал? — наконец спокойно спросила она.

— Что сделал?

— Поднял меня и перенес, словно котенка. Я попытался галантно улыбнуться.

— Что, кошки так носят котят?

Она буквально зарычала, обнажив вспышку ультрафиолетовых зубов.

— Объясни!

Чувствуя, что она все еще в ярости, я постарался прибегнуть к лекторскому тону доктора Крысы.

— Ну, человеческое тело способно развивать невероятную силу, знаешь ли. Мать, чье дитя в опасности, может поднять автомобиль. И люди с высоким уровнем «ангельской пыли?»[11] в крови рвут стальные наручники или даже плоскозубцами выдирают себе зубы.

Это была точка зрения, которая постоянно подчеркивалась на лекциях: инферны не сильнее нормальных людей — паразит просто превращает их в психов, заставляя мышцы работать в аварийном режиме, типа автомобиля, если все время жать на газ. (Что, по-моему, превращает носителей в способных контролировать себя психов, хотя в Ночном Дозоре прямо этого никогда не говорят.)

— И к какой категории относишься ты? — спросила Ласи. — Обеспокоенной матери или безумного наркомана?

— М-м-м… Скорее, наверное, обеспокоенной матери?

Ласи ринулась ко мне и ткнула негнущимся пальцем в грудь. Ее запах хлынул на меня.

— Ну давай будем честны, Кэл, я не… твое… дитя!

Развернувшись на пятках, она метнулась к входной двери, отперла ее и рывком открыла. Повернулась, вынула что-то из кармана. На мгновение мелькнула мысль, что она в дикой ярости бросит этим в меня.

Однако голос ее прозвучал на диво ровно.

— Нашла это в мусорной корзине на кухне Макса. Похоже, Моргану теперь не волнует, будут ей доставлять почту или нет.

И она швырнула-таки его мне; конверт полетел, вращаясь, словно звездочка ниндзя. Я поймал его на лету и перевернул. Он был адресован Моргане. Просто обычная рекламная рассылка, но теперь я знал ее фамилию.

— Моргана Райдер. Эй, спасибо за… Дверь хлопнула. Ласи ушла. Я смотрел ей вслед, эхо все еще звенело в моих ушах. В воздухе все еще ощущались аромат жасмина и запах ее гнева, следы ее телесного сала и пота все еще оставались на моих пальцах. Она ушла так внезапно, что понадобилось время, чтобы переварить этот факт. Конечно, так лучше. До сих пор мне везло. Эти моменты на балконе оказались слишком напряженными, слишком неожиданными. Одно дело сидеть напротив Ласи за столом в ресторане, где полно народу, и совсем другое — быть наедине, да еще в ограниченном пространстве. Слишком она мне нравилась, и после шести месяцев воздержания паразит был сильнее меня.

И когда она еще раз хорошенько обдумает мою «легенду», то, скорее всего, решит, что я вор, или мошенник, или просто человек с заскоками. И постарается в дальнейшем избегать меня.

Я испустил долгий, печальный вздох и продолжил поиски телесных жидкостей.