"Сергей Чилингарян. Бобка (Повесть о собаке)" - читать интересную книгу автора

миска. При виде миски он робко заскулил. Тут Хозяина как-то непонятно
повело; пошел было к дальней будке, а может, к курятнику, потом повернул к
двери сарая, где жили свиньи; и опять его бросило, теперь к Бобке. Тот
отпрыгнул вбок. Хозяин потоптался на Бобкиной территории, хватаясь за крышу
конуры, пока не наступил на край миски. Миска вскинулась на дыбы и тукнула
по костяшке ноги. Тут Хозяина согнуло; раскорячившись над миской, он надул
щеки. Видно, сидевшая в нем тварь все сильнее его терзала. Вдруг еще
наклонился - и жидкая пища полилась в миску. Сам он надрывно рыгал, будто в
горле застряла кость.
Потом он утер длинную слюну, слабыми шагами ушел под навес, где были
широкие нары, и улегся.
У Бобки заволновалось в пустом желудке. Еще не подойдя, он учуял прокисшую
смесь водки и всякой еды, а приблизившись, ощутил внутри себя возмущение,
червем извивающееся наружу. Бобка отошел и сел, смятенно глядя на миску и не
зная, что делать. Помимо отвращения он еще боялся нарушить запрет: а вдруг
не ему? Хозяева не разбрасывают еду как попало, а собирают в тарелки и
кастрюли, а что перепадает в миску - это его, Бобкина, положенная пища. Но
то, что в миске сейчас, вышло из самого Хозяина. Значит, он съел это раньше,
но ему не понравилось, и Хозяин решил, что ли, сохранить на потом? Тогда
почему в его миске? Бобка опять озадачился: вдруг это могло предназначаться
и ему, Бобке... Он нерешительно подошел к миске, осмотрелся, потом поглядел
в сторону навеса - но Хозяин уже затих на нарах - и принялся хлебать. Червь
снова запросился наружу, но Бобка утопил его с первыми же глотками.
Было даже вкусно и сытно, но плохо, что без костей - зубы томились по
грызне - и мешала прокисшая водка. Выхлебав до дна, Бобка ушел в тень сарая
и лег.
Голову притулил к дощатой стене. Перетерпел неприятные напоминания о еде -
отрыжки; раньше они являлись как продолжение едового удовольствия. Но вскоре
пища вжилась в него и забылась.
Незаметно пришло и приятное продолжение - но совершенно иное. В голове набух
тугой ком, а другой, теплый - в желудке; оба, увеличиваясь, наползли на
туловище, плавно полились в лапы. И с утробной лаской объявилась энергия
игры и неуемного движения. Бобка вскочил, беспорядочно пробежался. В голове
легко закружилось. Нет, все же надо полежать после еды, вот что. Он снова
лег, вытянул морду на лапы. В животе скапливалось приятное тепло, поплыла
алая темень в приспущенных веках. Бобка выпустил язык и часто задышал, чтобы
освежиться. Но вместе с дыханием часто и гулко забилось сердце, зовя к лихим
удовольствиям. И Бобка понял: не надо отдыха! Вскочил, бренча цепью,
забегал, наконец погавкал, требуя к себе участия.
Никто не отозвался, и Бобка суматошно полаял еще и еще раз, пока Хозяин не
прикрикнул с лежанки. В прежние дни этого бы хватило, чтобы замолкнуть, но
сейчас в Бобку вселилась отчаянная дерзость. Он помолчал секунду, но
ласковый тугой ком все распирал изнутри, и Бобка залаял громче, уже нарочно,
чтобы Хозяин вспомнил о нем и отпустил гулять.
Опять послышались ворчливая возня и сердитый окрик. Бобка веселее, громче
облаял и новый окрик, а от самой оглушительности безудержного лая уже
чувствовал удовольствие. Тогда Хозяин, ругаясь, прошел до Бобки и хотел дать
пинка. Но Бобка ловко вертелся на цепи, а Хозяин со сна был медлителен. Он
крикнул "На место!", и Бобка по привычке послушания забежал в конуру. Там
сразу стало тесно для неимоверной резвости. Он хотел выскочить, но Хозяин