"Персик" - читать интересную книгу автора (Адлер Элизабет)

9

Каролина Монталва всегда считалась одной из самых шикарных парижанок и, как многие из них, была бережлива. Каро никогда ничего не выбрасывала. С того времени, когда ей исполнилось семнадцать и она купила свое первое платье «от Кутюр», Каро хранила все свои наряды. «В конце концов, — говорила она своему любовнику Альфонсу, когда он начал было протестовать по мере того, как заполнялись стенные и зеркальные шкафы, а количество их увеличивалось, пока не заполнило все комнаты, чтобы вмещать ее растущий гардероб, — все, что стоит так дорого, не может быть просто выброшено. Ты же не выбросил бы стул или картину только потому, что купил их в прошлом году». И милый Альфонс, слепо обожающий ее, соглашался, добавляя со смехом: «И когда у нас кончатся комнаты, твоя экономия вынудит меня купить дом». «Как жаль, — думала Каро, спеша по улице Риволи, — что Альфонса больше нет. А то он увидел бы, что ее практичность сослужила ей службу». Несмотря на войну, она смогла прилично одеваться, пользуясь залежами своего гардероба, а некоторые из этих вещей относились к началу века — к золотым дням молодости, и взглядом немного умеющей шить женщины она видела, что ее друзья тоже носили перелицованную одежду. Она чувствовала себя вполне комфортно в этой мягкой голубой шерстяной юбке. И, конечно, завершающим штрихом была шляпка — великолепная соломка, купленная у мадам Ребокс десять лет назад, она только добавила вуаль в мушку, которую сняла с другой шляпы и букетик серо-голубых цветов, ранее украшавший вырез вечернего платья. Возраст, подумала она, криво улыбнувшись, имеет свои преимущества. Но все чаще приходило ощущение старости, которое ей не нравилось, и бывали дни, когда она чувствовала каждый год из своих семидесяти трех.

Глядя на свое отражение в витрине магазина, Каро увидела, что ее спина еще прямая, а новые укороченные юбки вполне ей подходят — слава Богу, ноги были все еще хороши, «Как чистокровная молодая кобылка», — говорил Альфонс. Она все еще скучала по нему, хотя он умер двадцать лет назад.

Каро элегантно отступила, чтобы ее не задела компания шумных смеющихся молодых людей, немецких солдат, вернувшихся с фронта несколько дней назад и получивших разрешение жить в Париже. Боже, как она ненавидела сам звук этого языка. Был ли сейчас язык другим, чем тогда, в старые времена, когда она прекрасно проводила время в Баден-Бадене в обществе воспитанных мужчин и женщин? Они были культурны, очаровательны, речь их приятна. Тогда кто эти люди? Все, что она знала, — они были врагами и прошли через любимый Париж как завоеватели. Их флаги с уродливой свастикой развевались над красивыми зданиями, и так называемые офицеры, которые были мелкими сошками, возгордившимися от сознания собственной власти, могли распоряжаться столиками в кафе «Риц». По городу ползли слухи о массовых репрессиях, хотя истории были слишком страшны, чтобы в них поверить. И все же люди исчезали каждый день, и еврейская семья, которая жила в комфортабельной квартире по соседству, — известный банкир, друживший с Каро много лет, — была увезена однажды поздно вечером.

Слезы потекли из глаз, когда она увидела из окна, как маленькую семью — банкира, его жену и двух молоденьких дочек — посадили в черную машину с решеткой на окнах и желтыми мазками на колпачках колес. Она знала, что это значит. Гестапо. Само слово наполняло людей страхом. Каро тоже посетили — молодой высокий офицер в черной форме и блестящих высоких сапогах. Все немцы были помешаны на сапогах — начищенных, с щелкающими каблуками.

— Мадам Монталва, — сказал он. — Это был не вопрос, а утверждение, и Каро не удостоила его ответом. — Лейтенант Эрнст Мюллер. Я здесь, чтобы проверить ваши жилищные условия, мадам, так как несколько моих людей будут расквартированы здесь.

Он мрачно оглядел изящный салон, в котором было много памятных вещей, приобретенных за долгую жизнь, но, кроме красивой антикварной мебели, ничего ценного в комнате не было. Слава Богу, у нее хватило разума последовать совету Джима и вывезти картины и серебро из Парижа, хотя Каро не знала, все ли было в порядке с вещами, спрятанными под плитой кухни ее загородного дома в Рамбуйе. Конечно, она понимала, что офицер мечтал об этих роскошных апартаментах сам, не собираясь сюда кого-нибудь селить. Нет, она не позволит этому мелкому выскочке владеть ее домом. Но с таким типом людей нужно быть осторожной — жалкий буржуа, ощущающий власть. Во времена ее молодости офицеры были также и джентльменами. Сейчас же ни в чем нельзя быть уверенной. Каро хотела сказать ему, что она пожилая женщина и стыдно выселять ее из дома, но, с другой стороны, она не могла позволить ему думать, что так уж стара. И вместо этого она сказала:

— В таком случае я должна переговорить с комендантом. Посмотрим, как ему понравится, что на постой ставят без его разрешения. Мари-Люси, — позвала она свою единственную оставшуюся служанку. Пожилая женщина, в еще более преклонном возрасте, чем хозяйка, задрожала от страха при виде формы, нервно сжав руки, не в состоянии говорить. — Мари-Люси, дай мне пальто, пожалуйста. — Каро с трудом встала. Как некстати, что именно сегодня ее так сильно мучает артрит. — Я поеду с этим господином в штаб-квартиру гестапо.

Мари-Люси тяжело задышала.

— О мадам, нет, — зарыдала она. Каро строго взглянула на нее:

— Ради Бога, успокойся, мне нужно переговорить с шефом.

— Нет, нет. Вы не можете сделать это, — запротестовал Мюллер, отступая назад.

— О, почему же нет? — с вызовом спросила Каро.

— Никто просто так не посещает коменданта. Он очень занят.

— Тогда я договорюсь на завтра.

Каро знала, что вышла победительницей из этой схватки. Он вспыхнул. Его акцент стал более заметен. Простой деревенский парень, поднявшийся на волне удачи, отнюдь не соперник для хитрой светской женщины, какой она была, полвека не уступавшей в остроумии мужчинам много умнее его. Щелкнув каблуками блестящих сапог еще раз, лейтенант надел фуражку с поднятым верхом и направился к двери.

— Я попрошу в штаб-квартире коменданта связаться с вами, чтобы обсудить этот вопрос, — сказал он.

Каро улыбнулась, когда за ним закрылась дверь.

— Жадность, — сказала она, снова усаживаясь в кресло. — Враги жадны, Мари-Люси. Он называет себя офицером, но на самом деле — не лучше простого уличного грабителя. — Каро знала, что больше он не придет.

Много времени прошло с тех пор, когда Каро обедала у «Максима», но, несомненно, Альберт помнил ее. Его пухлое лицо дрожало, когда, расцеловав ее в обе щеки, он был готов и расплакаться, и рассмеяться.

— Я слышала, вы сотрудничаете с врагами? — громко проговорила она, проходя между столиками, занятыми немцами.

— Ш-ш-ш, пожалуйста, мадам Каро! — зашипел Альберт, выразительно поднимая глаза вверх, его лицо с тяжелой челюстью выглядело еще более печальным, чем обычно. — Это необходимое зло, мадам. «Максим» должен быть открыт, он не должен умереть, «Максим» будет жив, когда наши мужчины вернутся с победой. Но сотрудничать с врагом, — он ударил себя в полную грудь, — никогда, мадам. Никогда!

— Альберт, вы настоящий буржуа — бизнес всегда на первом месте. Но я все равно рада, прошло так много времени с тех пор, как я была здесь последний раз. Шампанское…

— О, шампанское! Для вас, мадам, у нас есть лучшее. — Лично проводив ее до столика, Альберт подозвал рассыльного. — «Дом Периньон» 34-го года для мадам и ее спутника — Он вопросительно посмотрел на Каро.

— Я ожидаю сеньора Гонсалез-Эррера из испанского посольства, — объяснила она. Испанское гражданство Каро давало ей ту свободу, которой не было у французов, и сейчас она была рада, что не поддалась соблазну и не сменила его, хотя большую часть жизни жила во Франции.

Каро потягивала нежное шампанское, закрыв глаза, ощущая, как оно скользит вниз, принося воспоминания о волшебных ночах, когда она, в шелках и драгоценностях, считалась украшением Парижа. Каро и Леони. Давние подруги, разделяющие горе и победы. Спасибо Господу, Леони нашла свое счастье в Джиме. Славный, настоящий американец — Джим, высокий и красивый, на десять лет моложе, вошел в ее жизнь и изгнал хаос, избавив ее от легенды Сехмет… почти избавив. Боже, как он любит ее! Счастливая, счастливая Леони, быть до сих пор столь любимой.

Хватит прошлого со всеми его переживаниями! Каро стала наблюдать за поведением немцев. Она была уверена, что Альберт не разрешит таким выскочкам, как тот офицер, желавший занять ее квартиру, посещать этот ресторан. Ее тревожные темные глаза осмотрели знакомый зал. Все было как прежде, и все же что-то изменилось, огромные зеркала в стиле модерн отражали слишком много людей в форме, и только изредка можно было увидеть дам в цветных платьях, которые немного разнообразили монотонное зрелище. Да, обычно здесь была яркая, изысканная публика, и сейчас даже в скромном голубом костюме и смело украшенной цветами шляпе она выглядела вполне экстравагантно!

— Мадам Монталва, пожалуйста, простите за опоздание. Меня задержали в посольстве. — Мужчина сел рядом, вежливо улыбаясь. Каролина Монталва никогда не была замужем, но «мадам» было данью вежливости, которую отдавали ей все.

Каро улыбнулась ему. Он был молод — да, конечно, для нее он был молод, сорок пять или около того. Обаятелен и воспитан, и не носит эту проклятую форму!

— Мы выглядим вполне нормально, вы и я, — сказала она, в то время как официант наполнял их бокалы, — и мне весело, когда пью шампанское здесь, у «Максима». Как в старые времена.

— Почти, — сказал он тихо. — И это — хорошее место, чтобы обсудить все ваши проблемы. Каро пожала плечами.

— Дела не так уж плохи, — заметила она, — как мне кажется.

Взрыв смеха, раздавшийся у входа, отвлек ее, прервав их беседу, и Каро раздраженно взглянула в ту сторону. Немецкий офицер был, вероятно, очень высокого ранга, так как Альберт совершенно притих. Даже со своего места она различала блеск золотого шитья. Мужчина вел себя очень шумно, обращая на себя внимание. Несколько офицеров у входа вскочили со своих мест, отдавая честь, и он покровительственно помахал им. Мужчина выглядел великолепно, хотя и несколько вычурно, офицер старой школы, аристократичный, с забавным моноклем, который они все любили носить, и с холодной улыбкой, леденящей сердце. Обняв свою спутницу за плечи, он вел ее в ресторан.

Альберт склонился над рукой девушки — Каро могла поспорить, что она не была его женой. Кто же тогда? Маленькая французская шлюшка, продающаяся за хорошую жизнь? Бедное, глупое созданье. Она выглядела привлекательно и была красиво одета — по моде этого сезона, а не 20-х годов. Должно быть, Каро подводило зрение, не то она могла бы поклясться, что это Лоис, но нет, этого не могло быть. Это просто не могла быть она!

Лоис задержалась у столика Каро.

— Каро! — сказала она с удивленной улыбкой. — Я не ожидала увидеть вас здесь.

— Я тоже, Лоис.

— Твоя подруга, мой ангел? — Рука офицера властно легла на руку Лоис.

— Давняя подруга моей бабушки Каролина Монталва. Разрешите представить генерала Карла фон Брюгеля.

— Да, мы всегда рады видеть друзей знаменитой Леони в нашем доме, не так ли, либхен? — Генерал поклонился. — Я к вашим услугам, мадам Монталва. Вы окажете нам честь, если отужинаете у нас дома. Лоис это устроит.

— Чей же это дом, Лоис? — Каро неприязненно посмотрела на нее, и Лоис слегка покраснела.

— Как чей? — Она решительно вздернула подбородок. — Особняк де Курмонов на Иль-Сен-Луи, конечно. — Она нервно поправила накидку из соболя на плечах. Мы будем ждать вас, тетя Каро.

Сеньор Гонсалез-Эррера вежливо стоял у стула в ожидании, и Каро стало жаль его, так как он попал в те подводные течения отношений, которые не касались его. Он страшно неуютно чувствовал себя, когда снова сел. Каро наблюдала, как Лоис и ее эскорту предоставили лучший столик в переполненном зале.

— Не спрашивайте меня, сеньор Эррера, — сказала она, — потому что я едва ли смогу говорить об этом сейчас.

— Я не буду спрашивать, — ответил он, — но если вы пожелаете, сам смогу вам кое-что рассказать.

Каро сделала глоток шампанского, желая забыть увиденное и никогда снова об этом не думать.

— Продолжайте, — тихо сказала она.

— Особняк де Курмонов — центр светской жизни Парижа на самом высшем уровне. Вечера, которые там дают, не всегда самые многолюдные, но всегда самые лучшие — совершенно исключительные. Фон Брюгель занял особняк под свою штаб-квартиру, а Лоис де Курмон оставили половину дома. Но, — он выразительно пожал плечами, — случилось то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной. Сейчас она живет с ним вполне открыто, как его любовница. Делает покупки в самых фешенебельных магазинах, и к ее услугам немецкий шофер. Фон Брюгель осыпает ее драгоценностями — и слегка унижает ее перед гостями.

Каро вскинула брови.

— Например?

— Одна деталь: он никогда не разрешает ей называть себя по имени при людях. Она должна обращаться к нему официально.

Он помедлил.

— Продолжайте, — помогла ему Каро.

— Ну, я только слышал это, вы понимаете, но фон Брюгель ласкает ее — интимно — на людях… Пораженная, Каро выдохнула:

— И она позволяет это?

— Боюсь, Каро, не только позволяет, но и получает от этого удовольствие.

— О Боже, — тихо сказала Каро, остановив свой взгляд на Лоис. Фон Брюгель обнял ее и что-то шептал на ухо.

Аппетит у Каро сразу исчез. Она должна немедленно увидеться с Леони.