"Владимир Чивилихин "Память" (роман-эссе)" - читать интересную книгу автора

естественно вплетал хотя бы тончайшую ниточку в бесконечную цепочку
прошлого, какая годами все туже скручивалась в моей памяти...
Вспоминаю о недавнем знакомстве с потомками декабристов Рылеева,
Бечаснова, Раевского, Якушкина, вспоминаю, как мы с ландшафтным
архитектором старой школы Михаилом Петровичем Коржевым неторопливо, не
пропуская ничего, бродили по Кусковскому парку. Липовые аллеи, Оранжерея,
Зеленый театр, Игальянский домик с нетрадиционными, излишне
реалистическими, почти карикатурными барельефами патрициев, Эрмитаж-изящное
двухэтажное каменное строение...
- Помню, незадолго до революции в этом Эрмитаже еще действовала подъемная
машина,- рассказывал Михаил Петрович.- Хозяин мог пригласить гостей наверх
и обойтись без присутствия слуг-блюда подавались снизу через отверстия в
перекрытии и столе. Архитектор Карл Иванович Бланк.
- Из немцев небось?- спросил я, подумав, впрочем, что Бланк мог быть и из
французов, если поначалу его звали Шарлем, а отца Жаном.
- Их тогда много обрусело, и не без пользы... Бланк тут в середине
восемнадцатого века отделывал дворец, Оранжерею, устроил парк "Гай" со
всеми павильонами, который ныне - видите? - оказался вне заповедной
черты...
Эрмитаж был очень хорош, весь светился в липовых кронах! Позже я разыскал
письмо П. Б. Шереметева московскому архитектору К. И. Бланку: "Государь мой
Карл Иванович! Какие нынешним летом в селе Кускове у меня будут строения...
Прошу, чтоб оные были начаты, не упуская время, а особливо армитаж".
А спустя год, когда мы с замечательным нашим реставратором-архитектором
Петром Дмитриевичем Барановским вышли подышать в сад Новодевичьего
монастыря, восьмидесятипятилетний архитектор, знаниям, памяти и горячности
которого я не уставал поражаться, немедленно воспламенился:
- Карл Иванович? Это был выдающийся русский зодчий! Ново-Иерусалимский
монастырь, конечно, знаете? Ну, ту феноменальную громаду, что патриарх
Никон соорудил над Истрой...
- Бывал.
- Бухвостов, из крепостных архитекторов, все окружил камнем. Его-башни,
надвратная церковь, и уж не знаю, кто виноват, что позже претяжеленный
русский каменный шатер над романским ротондальным собором рухнул. Не
предусмотрели прочных связей, о чем мы с вамп не раз говаривали... Через
сто лет после Никона шатер по проекту Растрелли восстановил в дереве Бланк.
Это было сооружение высшей архитектурной кондиции, достояние
общечеловеческой культуры. Его, как вы знаете, взорвали фашисты... Жаль до
слез, до боли вот тут.
Пегр Дмитриевич тронул рукой грудь, задумался, и я тоже вспомнил жуткие
руины Воскресенского собора, пытаясь вообразить, что собою представлял
шатер Растрелли-Бланка. Мой собеседник был счастливее меня, потому что он
его видел, и куда несчастнее, потому что острее чувствовал эту потерю,
глубже понимал ее непоправимость. Правда, у меня давно были выписаны слова
его покойного товарища, другого великого знатока академика Игоря Грабаря:
"С точки зрения архитектурного типа здание было беспримерным и единственным
во всей древней Руси. Его гигантский круглый зал с окружавшей его широкой
галереей, наполненный светом, с исчезающим в высоте смело решенным шатром
покрытия, тоже полным света и блеска, скульптурное и красочное одеяние стен
собора-все это в превосходном синтезе производило потрясающее впечатление.